Сначала было Слово и Слово было у Бога, и словом было Бог. Но что было до Слова, до Логоса, этой первоосновы всего сущего? Это была Littera, Буква, тот кирпичик мироздания, без которого невозможен сам Логос, но в сущности и сам Бог, ибо в немом, бессловесном мире нет места для взаимодействия между человеком, отдельным индивидуумом, и другим человеком, и в конце концов между Человеком и Богом, который даровал нам речь не просто так. Через Познание Слова человек познает себя, через познание себя познает Бога в самом себе и окружающем мире. Логос — Бог — Человек, Знание — Подсознательное — Бессознательное — Божественное. Сначала было Слово, а уж потом был Человек, вылепленный из тьмы и света, грехов и подвижничества, страхов и безоглядной смелости. Дитя Хаоса, в крови и слизи в мир входящее и уходящее же в потугробье нечистым, несовершенным, грязь к грязи, плоть к плоти, земля к земле, тлен к тлену, червь, пожираемый сладострастно червями. Но и это дитя Хаоса достойно упорядочивания, осмысления, осознания, проникновения в незыблемую суть вещей. И ключом ко Вселенной, к принятию собственной бренности становится не Слова, но Буквы, складывающиеся в закономерный порядок, в поток не абстракций, но сиюсекундных символов. От абстрактной хаотической структуры бессюжетного нарратива к осмысленной умозрительности, в которой Нью-Йорк развоплощается и превращается в тот самый Вавилон. Столпотворение людей, зданий, цветов, фраз, шумов. Город-Анархия, здесь нет Бога или все таки есть?

Конечно же, Холлис Фрэмптон, выдающийся американский художник, режиссёр, посвятивший себя служению технократии и искусству, созданному в свою очередь искусственным разумом (искусство — живая материя — порождённая мёртвой, компьютерной, иной статус Демиурга в сущности), был далеко не первым в мировом кинематографе, кто успешно не только освоил уроки теоретически, но и стал применять на практике структурализм. Уже были Майя Дерен, Крис Маркер, да и Годар с Аленом Рене и Аленом Роб-Грийе уже успели ответить на вопросы мироздания по Гегелю, Бодрийяру и Камю в своих opus magnum(Мариенбад как суть целой вселенной), хотя в тени Фрэмптона, к сожалению, остался канадец Джек Чемберс, несмотря в общем-то на то, что оба этих революционера и реваншиста от большого кино опирались на единые философские и религиозные тезисы (одно другому, между тем, совершенно не противоречит) Гегеля о взаимосвязях, взаимообусловленности и взаимодополняемости вещей в мироустройстве, отрицания хаоса как разрушительной силы и поиск желанной гармонии между телесным и духовным, божественным и человеческим. Но Чемберс в своём «Лондонском олене» на Боге не укрупнял своего внимания, создавая фильм внерелигиозный, тогда как Холлис Фрэмптон в «Лемме Цорна», вышедшей, как и «Олень» в 1970 году, в первую очередь стремился снять аудиовизуальную Библию авангарда, эдакое киновоплощение теоретической Леммы Цорна с её Максимами и состоянием определенного Порядка, противопоставляемого Хаосу, из которого вышло все и все.

Невзирая на очевидную приверженность Фрэмптона абстракционистскому искусству, «Лемма Цорна» не воспринимается как набор эмоциональных всплесков, переосуществленных на киноплёнке. Это исключительный в своем пуризме пример структуралистского кино, в котором соблюдены до мельчайших нюансов все особенности такого кинематографа, где образ первичен, ему придана божественная сущность. Образ равен Богу, но Бог в таком полифактурном фильмическом космосе один; это сам режиссер. Да и опирание режиссёра на пуританский словарь говорит достаточно: Фрэмптон через призму струящихся логарифмических и логоморфических эпизодов пытается донести магистральную мысль о неизбежностях тех или иных поступков, Logos видоизменяется на Actio. Дело, Действие беспрерывно, но не бессистемно. Фрэмптон вскорости придаёт образам ещё большую стройность авторской философической мысли, напрямую озвучивая размышления о вере, духоборчестве, столкновениях света и тьмы в безбрежном космосе душ человеческих. Но в основе всех этих осязаемых мыслей лежит уже не просто Слово, но Слово Бога, за которым предсказуемо последует Смерть. Белый экран уж очень нарочит, превращая фильм в финале в коматозное путешествие из суеты и хаоса Жизни к смиренности Смерти и, возможно, бессмертия для тех, кто познал Истину. Logos — Actio — Veritas.