Vonier, Fabienne. Отзывы на фильмы c положительными оценками

В фильме повествуется о нацистском докторе Йозефе Менгеле, несколько лет назад проводившем эксперименты над людьми в лагере Освенцим, который инкогнито поселяется в доме одной аргентинской семьи и втирается к ни в доверие путем сближения с младшей дочерью главной героини.

По картинке и атмосфере фильм "Ваколда" - типичный арт-хаус, и по мне (это только мое мнение, не претендующее на правильность) так будь фильм чуть менее арт-хаусным, он бы только выиграл. Прекрасные виды природы, хорошие диалоги и музыка, но мне немного не хватило напряженности - с такой-то личностью! Все на полутонах - и злодей какой-то не особо "злодеистым" вышел, и не проводит он над семьей Эвы каких-либо ужасных и бесчеловечных экспериментов (хотя кто знает, как бы развивалась, например, беременность Эвы без его вмешательства), и метафора с куклами (серийность, конвейерность белокурых голубоглазых кукол с механическими сердцами, которые Менгеле помогает запустить в производство мужу Эвы), как и рисунки в блокноте Менгеле - все это зритель должен про думать и прочувствовать сам, ничего никому не разъясняется. Это мне понравилось, но вот что мешало создателем фильма пустить строку наподобие той, что в конце фильма, в начало с исторической справкой, о том, кто этот человек и в каком году происходит действие. Я сама ради интереса полезла в интернет и узнала, что в картине показан 1960 год и в это время Менгеле находился в изгнании в Южной Америке.

Посмотреть же этот фильм я решила из-за актрисы, исполняющий роль Эвы. Да, настало время признаться, мне 27, я замужем и у меня уже есть дочь, а я с детства без ума от сериала "Дикий ангел" и от Натальи Орейро. Я никоим боком не поклонница аргентинских и прочих латиноамериканских сериалов, но Милли прочно вошла в мою жизнь :)) И вот что хочется сказать, в фильме "Ваколда" Наталья Орейро совсем другая - это уже сформировавшаяся серьезная драматическая, если так можно выразиться, "взрослая" актриса. Смотреть на ее игру - одно удовольствие , а уж слушать, как больше половины фильма она говорит на хорошем немецком языке - и подавно!

9 из 10

Режиссер Фатих Акин — яркий пример очевидного мультикультурализма, постепенный крах которого наблюдается на всем сегодняшнем паневропейском пространстве, буквально раздираемом изнутри множественными политическими кризисами, экономическими коллапсами и социальными саркомами, педалируемыми общеблагостным стремлением к повсеместной толерантности, на деле выливаясь кое-где у них порой самоочевидными крайностями. Так уж вышло, что для всего кинотворчества турка немецкого происхождения Акина одной из ведущих тем стало не только в широком смысле братство, в полную мощь раскрытое в картине «Солино» 2002 года, но неизбежный процесс слияния и растворения Востока в Западе и наоборот, отыгранное режиссером в многослойной драматургии «Солнца ацтеков», «Головой об стену» и «На краю рая». Причём центром всего, главным отражением авторского видения являются герои из толпы, типичные представители миддла или даже низов, на которых Фатих Акин взирает с отчётливым гуманизмом, пронизанным подчас беззлобной сатирой на те или иные их мелкомещанские привычки, не вытравленные до сих пор.

Фильм «Душевная кухня» 2009 года на первый взгляд является чуть ли не самым легковесным и европеизированным творением известного режиссёра за счёт своей четкой жанровости и умения Акина оперировать безыскусной по первородности морали о поиске взаимопонимания между братьями во временно чуждом им человеческом сообществе вдали от родимой Греции, при этом попутно аппелируя к эстетике так называемого «гастрономического кино», увенчанного постмодернистскими изысками разной степени эффектности. Но интересно все же иное в «Душевной кухне»: тот вышеупомянутый коктейль мультикультурализма, помноженный Фатихом Акином на неприкрытое желание откровенно высмеять всех и вся, не чуждаясь нарочитых политических аллюзий. Формула триединства, заключающаяся в том, что турок снимает кино о греках на немецкой земле, внятного искомого ответа получает лишь в откровенно ироническом, хотя и сугубо хэппиэндовом финале, тем не менее подернутом дымкой сомнения о вящей способности к приживаемости обеих Казанзакисов, один из которых чересчур рисковый ресторатор, а второй — ретивый искатель новых приключений, неприятностей, приятностей, похотливостей и… много чего ещё. Дихотомия по-братски, Зиноса и Элиаса, отражает и двойственность к ним отношения внутри большой немецкой семьи: если первый имеет бизнес, то второй не имеет ничего. И дело не столько в наличии мозгов, сколь в том, как по-разному были приняты оба брата, в конце концов сталкивающиеся с очевидной неоперабельной ксенофобией и собственным неумением правильно карабкаться вверх, из выгребной ямы не самого стерильного общепита.

Еда же, строго говоря, является тем объективным универсумом, что объединяет человеческую массу, ведь пища один из синонимов жизни. Каждая национальная кухня, при всех своих особенных и неповторимых чертах, способна найти путь к сердцу (банально, но это так, исключая совсем уж адскую экзотику) любого человека, но надо уметь её преподносить; для истинных рестораторов, знатоков своего дела, кухня как театр, на сцене которого разворачиваются драмы и комедии, трагедии и фарсы. В «Душевной кухне» Акина больше комедии и фарса, больше души, чем самой в общем-то кухни. Стремление Зиноса к простой и безыскусной кухне оборачивается против него сперва, когда ресторан по сути лишён собственной индивидуальности. Его национальное эго не выпирает, и лишь когда происходит осознание к переменам, «Душевная кухня», суть рифма песни Джима Моррисона, таки воплощается в жизнь, хотя основным лейтмотивом ленты, приметным для её понимания, становится специально навязчиво звучащая La paloma, где грустно поется о несбывшейся мечте, роковой любви и большом одиночестве. Будто напоминая, что за этой шелухой авторской пассионарности кроется история о двух братьях, чья истинная судьба в сущности скитаться, не находя себе места или кидаться из крайности в крайность, чтобы быть своими на этой чужой мультикультуралистской земле заветных возможностей, надежд и чаяний.