Валерия Белова. Отзывы на фильмы без оценки

…рязановский шмель да на михалковский хмель…

…«Жестокий романс» режиссёра-тяжеловеса Эльдара Рязанова давно уже перешёл в ту плоскость существования, когда пересказ основных слагающих его сюжетной составляющей, критика, упрёки или же чьи-то разочарования никоим образом повлиять хоть сколь-нибудь заметно на общее зачётное резюме восприятия данной картины не в состоянии. Вот уже скоро четвёртое поколение почитателей отличных, умных, прекрасно снятых, великолепно сыгранных и безукоризненно поставленных мелодраматических кинотеатральных экзерсисов с наслаждением, а особенно прочувствовашиеся — даже и с благоговением, смотрят и пересматривают вновь и вновь это поистине бессмертное творение великого советского режиссёра…

…экранизация пьесы гениального трагикомического драматурга Островкого «Бесприданница» — довольно смелый шаг даже для Рязанова, безо всяческих скидок на. Несомненен факт того, что сценарно «…Романс» во многом отступает от буквы и смысла пьесы. Однако внесённые коррективы почти всегда не затрагивают основополагающие моменты «Бесприданницы». Особенности широты и разнообразия кинематографа позволили отойти от некой камерности сценического искусства и создать настроение ленты трогательным, живым, свободным и искренним. Хватает буквально одного взгляда на присутственную конструкцию задействованных актёров и сыгранных ими персонажей, чтобы понять следующее. Если в пьесе Островского решительно каждый герой по большому счёту одномерен и вмещает в себя какую-либо одну характерную поведенческо-моралистическую идиому, то в картине Рязанова они по-живому, по-настоящему и по-человечески сложносочинённые и противоречивые. Их поступки, слова и взрывы страстей заставляют зрителя самому вовлекаться в происходящее на экране, пытаясь понять и проникнуться мотивами и сущностью действий персонажей. Естественно, колоссальная заслуга актёрского ансамбля во многом и определила грандиозный зрительский успех «Жестокого романса» и обеспечила ленте увековечивание в отечественной и мировой кинематографической истории…

…титульное и заглавное трио артистов-исполнителей прекрасно сверх всякой меры. Да, дебютантка Лариса Гузеева, воплощая на экране младшую наследницу обедневшей, но всё ещё достаточно знатной семьи Ларису Огудалову, очень и очень старается соответствовать двум своих маститым партнёрам — Никите Михалкову и Андрею Мягкову, сыгравших, соответственно, Сергея Сергеевича Паратова, потомственного дворянина и владельца судоходной компании и Юлия Капитоновича Карандышева, небогатого почтового чиновника. Старается Гузеева, на пределе собственных возможностей и способностей старается, это легко читаемо при её появлении в кадре. Но наряду с глубоко темпераментными мизансценами присутствуют у неё и эпизоды, сыгранные откровенно скованно и без должного вдохновения. Или напротив — переиграно, чересчур сентиментально или нарочито драматизировано. Очевидно, понимая это, Рязанов в сценах с её участием почти всякий раз смещает фокус повествования, выдвигая на первый план её опытных партнёров…

…пара противоборствующих Михалкова-Паратова и Мягкова-Карандышева получилась прямо на загляденье. Первый, в исполнении Михалкова — невероятно яркий, тонкий и сложный образ. Сергей Сергеевич — озорной, жизнерадостный, лощёный барин. Привыкший жить не столько на широкую ногу и с ощущением достаточной вседозволенности, сколько одним единственным настоящим мгновеньем. Не задумываясь он окунается во внезапно нахлынувшие порывы страстей. Его невероятно тяжело воспринимать как плута и искусителя, особенно в сцене когда он с плохо сдерживаемыми слёзами в глазах, срывающимся и обнажающим его истинные чувства, хриплым и тихим голосом говорит Ларисе о своей помолвке, зажав сигару в дрожащих от волнения руках. Второй, почтовый чиновник Карандышев — очевидно и глубоко несчастен и одинок. В своих внутренних страданиях, усиливающихся от общей своей никому ненужности, изнывая от никчёмности, полностью осознавая собственное ничтожество, он сам себе становится глубоко противен. И героиня Гузеевой представляется для него не просто любимой женщиной, как для михалковского Паратова, но настоящим светом в безоглядной мрачности его погрязшей в тенях души, шансом отринуть наконец свою ничтожность…

…но, в сущности, конечно же, и в более широком смысле, Рязанов, используя в качестве режиссёрского приёма восхитительные природные пейзажи, перешёптывающиеся рощи деревьев, бескрайне-шумящую реку-Волгу, дымящиеся белоснежные пароходы и взмётывающиеся пестротой цыганские юбки, сумел донести до зрителя каторжное, изматывающее чувство предельной одинокости. Не зря персонажи здесь часто и незаметно покидают друг друга, вглядываясь взаимно в глаза и души после этого сквозь дверные проёмы и стеклянную лазурь прозрачных окон. Вот, по разумению автора, и есть он — главный враг всех прекрасных душевных порывов и искренности взаимных чувств. Ведь именно всепожирающее одиночество, жуткое и необъятное, поражает гнилостной порчей всякую душу, наполняя её жутковатой тоской. Оно, возникая из инертного бытового непонимания и усталого равнодушного неприятия, одинаково мешает нам любить и быть любимыми. И «Жестокий романс» призван дать свой горький и печальный урок — какой драмой подобное слепое потакание настолько разрушительному чувству может обернуться…

…и вот конь мертвенно-зелен, и всаднику его имя — Смерть, и Ад следует за ним…

…белорусский паренёк Флориан Гайшун (…Алексей Кравченко…), прозываемый в быту по простецки Флёрой, бесстрашно и по-идиотски задорно игнорируя горькую материнскую истерику, записывается в партизанский антифашистский отряд. На месте, внутри расположенного в девственной древлепуще военно-гражданского лагеря, получив командирский отказ по молодости лет от участия в непосредственных боевых действиях, познакомившись с несчастно-испуганной девушкой Глашей (…Ольга Миронова…) и попав под прицельный немчурский артобстрел тяжёлого калибра, рекомый, но уже контуженный Флориан, прихватив с собой собственно означенную барышню, служебную винтовку, выданную гранату и казённую форму, решается на дезертирство обратно в родные поселковые пенаты. На месте же в деревне оказывается, что туда в ходе контрпартизанской операции был высажен десант пехотных частей Великого Рейха и населённый пункт подвергся тотальной зачистке от враждебно настроенных местных жителей. Часть из которых, включая всю родню Флёры, хладнокровно расстреляна и свалена безжизненной грудой поломанных кукол у стены одной из сельских хат. Другой половине селян, к счастью, удалось сбежать и укрыться в болотистых топях неподалёку. Шокированный паренёк, обвинив собственное безрассудство и бездействие в смерти близких, предпринимает попытку самоубийства, но уцелевшие односельчане вместе с перепуганной до отчаяния Глашей спасают горюющего Флориана…

…дальнейшие события монументальной картины «Иди и смотри», последнего творения гениального советского фильмодела Элема Германовича Климова, насильственно перемещают сознание зрителя в абсурно-бессердечную, гротескно-жестокую, непереносимо-реальную и кошмарно-эклектичную помесь из «Божественной комедии» Данте и художественной картины «Апокалипсис сегодня» Френсиса Форда Копполы. Война здесь, не смотря на то, что большая часть непосредственного членовредительства и войсковых оперативных мероприятий остаётся за кадром, представлена в уникальной, неповторимой, исключительно своеобразной перспективе психиатрически античеловеческого помешательства, полоумно исступлённого пиршества насильственных, извращённой жестокости убийств и противоестественного помрачённого сознания солдат-карателей. Заглавные герой и героиня, совсем как в здешней сцене форсирования болотистого брода, весь почти ста пятидесяти минутный хронометраж вязнут без возможности спасительно вынырнуть или окончательно утонуть в зловонных и ужасающих топях из слёз, крови, огня и самой смерти…

…почти каждую следующую мизансцену смотреть больно не только душевно но и без преувеличения физически. Жуткая вакханалия изощрённых пыток и развращённого на каком-то адовом кураже смертоубийства отрабатываемого с видимым и потусторонним удовлетворением фашистской айнзацгруппой развёртывания под командованием лощёного штурмбаннфюрера в исполнении фактурного латыша Виктора Лоренца, попеременно сменяют в раскадровке безобразные увертюры горящих от огнемётного напалма заживо, падающих от рвущих живую плоть пулемётными очередями замертво и извивающихся от невыносимой боли под палаческими пытками мужчин, женщин, детей и стариков. Даже редкие моменты художественного спокойствия и натуралистической безмятежности не могут в полной мере защитить зрительское восприятия от здешней бессердечной и замогильной какофонии смерти…

…что правда, в окончательном подведении смысловых и метафорических совокупностей «Иди и смотри» призывает не столько к шоковым впечатлениям апокалиптически безысходного отторжения, сколько к осознанию превосходства гуманистических начал. Лента Климова — не гранитная завораживающая смертельным отчаянием эпитафия, но окончательный и бесповоротный, решительно отрицательный вердикт жестокой беспощадности и бессмысленной деструкции любой войны. Высеченный на киноплёнке испепеляющими сполохами страдания и очищения общечеловеческий урок. Точёная аллюзия одномоментно неотвратимости наказания и непременности всепрощения, чарующе высеребренный поэтичный образ, воплотить каковой способен лишь настоящий гений режиссуры…

…социально и фантастически, трогательно, поучительно и безгранично откровенно…

…на экране в полный рост разворачивается высокохудожественная, сложносочинённая, серо-пасторальная и трудно отождествляемая в личностных эмоциональных измерениях эпоха излома восьмидесятых — начала девяностых. В недрах столичной свалки самообразовалась артель нищих и бездомных предводительствуемая бывшим партийным аппаратчиком, диссидентом и завсегдатаем исправительно-трудовых лагерей Дмитрием Логиновым по прозвищу «Президент» (…Валентин Гафт…). Прочее народонаселение и периодические посетители не менее колоритны и запоминаемы. Есть здесь, допустим, защитивший диссертацию еврей-скрипач Соломон (…Роман Карцев…) и прихвативший с собой на свалку древний паровоз безымянный машинист (…Александр Пашутин…). Присутствует, например, отставной участник советско-японской кампании в полковничьей папахе Семён Ефремыч Бакурин (…Леонид Броневой…) и художница-попрошайка Фима (…Лия Ахеджакова…), спасшая от голода и недоедания потерявшую память «Катю Иванову» (…Ольга Волкова…). Каковую, в свою очередь, старший сын (…Сергей Арцыбашев…) отправил в один конец к младшему, который уже пребывая в остром алкоголическом токсикозе незамедлительно в день приезда последовательно избил её, отнял в пользу сожительницы пальто и выбросил родительницу на улицу. А кроме того, имеется ещё в наличии прекраснодушно-бездомный сторож-пианист и лагерный композитор Фёдор Степанович (…Олег Басилашвили…), до беспамятства и с первого взора влюбившийся в меркантильную псевдо-ПТУшницу. Ну, и в качестве финального поселенческого ситуатива — сторожевой пёс волкодавистой наружности по кличке Лаврентий Павлович с понятно куда адресованным нарицательным оммажем…

…социально-фарсовая трагикомедия с элементами драматической фантасмагории «Небеса обетованные» Эльдара Рязанова уже с первых кадров создаёт ту самую привычную и неизмеримо ценную, удивительную и неповторимую рязановскую тёплую и солнечную, вопреки и наперекор отображаемому внутри картины времени года, атмосферу. Приносящую с собой калейдоскоп переполняющих друг друга слоёв и смыслов, равно и одинаково подходящих как для лёгкого и не обязывающего ни к чему просмотра, так и для вдумчивого критического разбора на составные производные и итоговые составляющие. Лента совсем не настолько мрачная, как того хочется автору и может показаться глядя на все эти демонстрируемые уже в заглавии хронометража уныло стылые, нарочито убогие, выпукло декадентские и морозно суровые декорации пристанища нищих. Здесь вдоволь честной необидной иронии, ненавязчивого простоватого юмора и меткой беззлобной сатиры. Отдельными моментами происходящее по-детски сумасбродно, иными местами — пронизывающе до боли в груди рутинно и повседневно. Но всегда и в каждом отдельно взятом кадре — бесконечно сопереживающе трогательно и по-настоящему умно, добродушно и душевно…

…в сущности, «Небеса…» — букет душещипательно восхитительных, немного гротескных, удивительно трогательных, разноцветно забавных, и по-комичному трагичных маленьких историй обыкновенных людских судеб. Кто-то здесь пошёл против системы и вовремя не остановился, а кому-то просто регулярно не везло. У кого-то оказались равнодушно-зловредные домочадцы-эксплуататоры, а за кем-то так и не прибыл инопланетный межзвёздный корабль, пробиваясь сквозь хлопья сказочно-голубого снегопада. Однако же Рязанову как, впрочем, и всегда удаётся даже на такой, остро-социальной пронзительной ноте не сорваться в бесчеловечное морализаторство и легкомысленно-обвиняющую недальновидность. Нарративное полотно составляется невероятно гармонично и со вседержащей главной мыслию о том, что внутренние и искренние человеческие чувства всегда выше негативного, эгоистичного наполнения и уж тем более — сугубо идеологических государственно-общественных надстроек. Кроме того, картина Рязанова, как бы это не казалось на не внимательный и поверхностный взгляд, вовсе не усыпляет обнадеживающими гарантиями невозбранно-заслуженного воздаяния, совсем и полностью наоборот. «Небеса обетованные» — не крик и возглас, но размеренный и милосердный манифест, лишённый даже намёка на непременную обязательность субъективного оценочного впечателения…

…«Небеса…» у Рязанова образца 1991-ого вышли заключительной, неспешной, нежной и полной светлой ностальгической грусти главой-эпилогом советского кинематографа вообще и персонального творчества Эльдара Александровича, как самодостаточного мастера и бесспорного обладателя неизбывного философско-визионерского таланта в частности. Это светлая и ласковая история о доброте и взаимопонимании. Рассказ о смешном и грустном, печальном и удивительном. Да, временами чрезвычайно сложно переключаться меж неожиданно сменяющими раз за разом друг друга настроенческими регистрами. Вот и получается тут скопом и смех сквозь слёзы, и радостная грусть, и тоскливое восхищение, и жизнерадостно-светлая печаль. Нарративные проходы со смешного на серьёзное и с беспечной легкомысленности на глубокий философский цинизм подчас сбивают стройный и скомпонованный внутренний ритм ленты. Но ведь и дорога к личным, собственным, овеянным грёзами «…небесам обетованным…» для каждого всегда проходит сквозь метафорические тернии и реальные преграды. Нужно лишь верить и, подобно рязановским героям, освободиться вовремя от всего нелепого груза, мучительно и постоянно тянущего вниз. Ведь никогда нет никакой окончательности в том, что мы оказались там, где оказались теперь уже раз и навсегда. Мечта остаётся мечтой лишь до того момента, когда в её реальность отказываешься верить. Потому как нет ничего настолько невыполнимого, чего хотя бы раз уже когда-то и с кем-то не случалось. И однажды оно обязательно случится. Иначе попросту не может, никогда не могло и впредь не станет быть…

…сладкая, милая, фантастическая и серьёзная быль…

…события киноленты «Вокзал для двоих» режиссёра Эльдара Рязанова 1982-ого проистекают в никогда не существовавшем советском городе Заступинске. Главный герой — пианист Платон Сергеевич Рябинин (…Олег Басилашвили…), попав в череду печальных последовательных курьёзов, отстаёт от своего пассажирского состава и заодно лишается проездных и паспортных документов. Преимущественное дальнейшее место действия «Вокзала…» — придорожный кафетерий. В котором работает и трудится официанткой героиня Людмилы Гурченко, прозываемая Верой Николаевной Нефёдовой. Гражданка оная пребывает уже слегка в зрелых годах, немного потрёпана жизнью и имеет в наличии атлетичного любовника-спекулянта Андрея (…Никита Михалков…). Вышеозначенный интеллигент Платон, в свою очередь, собирается в места не столь отдалённые вместо своей благоверной, каковая стала фигуранткой уголовного производства по обвинению в неумышленном убийстве. В течение дня импровизированная пара несколько раз попеременно встречается, прощается, ругается, мирится и в конце концов взаимно и искренне влюбляется…

…кочующие из одной городской легенды современной мифологии в другую, стереотипированные драматические увертюры урбанизированного фольклора оказываются исключительно жизнеспособны. С течением времени наслаивая на свою структурную ткань всё новые и новые штрихи, они становятся с каждой интерпретацией ещё сочнее и ещё красноречивее. И не удивительно — их немудрёная фабула проходит жесточайший отбор и обтачивается до филигранной, азбучной степени восприятия и сочувствия в горнилах самых широких людских потоков и масс. И также, нет ничего необычного в том, что именно подобные «простые» сюжеты так любимы кинематографом…

…ну вот, допустим, в конкретном «Вокзале для двоих» — некто ненароком опаздывает на свой поезд и в ходе ожидания следующего прямо, практически, на перроне находит свою настоящую любовь. Чего, казалось бы, можно измыслить и выдумать ещё проще? Рязанов же вплетает в очевидные и легко узнаваемые мотивы сверкающие нити собственного таланта, способные одним своим присутствием пленить и очаровать зрителя. Направить его в нужную автору сторону. Натурально сподвигнуть сочувствовать, сердобольничать, умиляться, хохотать и грустить единовременно. За ширмой видимой энергетики провинциальной железнодорожной станции с её бесконечным движением поездов, посадками и высадками пассажиров, беготнёй станционных служащих и составных проводников, за всеми шумными продавцами и суетливыми официантками на рязанском «Вокзале…» ярко видны характеры и судьбы обыкновенный, живых людей. Любовь и страсть, будничные трагедии и экстравагантные повседневности. На таком кино-бульоне можно было срежиссировать всё, что душе угодно. Остро-чувственную мелодраму, глубоко-психологическую мистерию или задорно-праздничную комедию. Да карнавальный мюзикл, в конце-то концов! Но Эльдар Рязанов никогда не разменивался по таким мелочам. Он, как и подобает всякому настоящему и подлинному дарованию от изящных искусств, синтезирует меж собою жанры, актёрскую игру, мизансцены и ракурсы во что-то совсем уж невероятное и неклассифицируемое. «Вокзал…» грациозно выходит за рамки обычной киноленты. Это штучный и породистый, истинной, неподдельной красоты кинопродукт. Он принадлежит не киноплёнке, и даже не своим создателям или зрителям. Такие картины — достояние если и не вечности, то уж породившей их эпохи наверняка. А в нашем случае — так ещё и пары-тройки за ней последовавших…