Анатолий Егоров. Отзывы на фильмы

Принято считать, что некрореализм окончательно сформировался как самобытное контркультурное интуитивное явление перестроечной поры в пику дискурсивным течениям тогдашнего соцреализма в середине 80-х годов, с выходом первых короткометражных работ и арт-проектов Юфита&Маслова, братьев Алейниковых, Владимира Кустова, Андрея Курмаярцева etc. Но вместе с тем то, что позже получило определение как некрореализм, — искусство тотального обессмысливания жизни, оббыливания всего логического и обиливания кинематографа до состояния чистокровного кошмара в пределах вечного «между» — дотоле было распылено в работах Сокурова и Алексея Германа-старшего «Скорбное бесчувствие» и «Мой друг Иван Лапшин»(тем паче все праотцы некрошколы вышли из их постмодернистских пенат), у Андрея Тарковского в его «Сталкере» и «Ностальгии», у Белы Тарра, начиная с картины «Проклятие», у Ингмара Бергмана — в «Седьмой печати», «Молчании» и «Часе волка», не говоря уже о серебряновековой поэзии и эстетике декаданса; при этом некрореализм параллельно заявил о себе в ФРГ, подспудно будучи гомункулусом авангарда — искусства и вовсе неживого. Питерские подпольщики в сущности лишь суммировали в алогичный авторский конструкт все те ранние настроения вечного упадка и лихорадочных припадков предчувствия грядущего конца, отмерив своей логарифмической линейкой течение небытия катящейся в пресловутую бездну атеистической империи. Некроискусство ошибочно воспринимают утрированной чернухой, так же громко заявившей о себе в период всеобщей гласности, эдакой проекцией множества бытовых кошмаров о ничтожной незаметной смерти, la petite mort — но чернуха ведь по определению ловит текущий момент истории, дабы грязью упиваясь привести к неминуемому катарсису, к решению и преодолению тех или иных социальных кризисов; вектор чернухи сугубо диагностический, тогда как некрореализм алкается манящими зовами вечных вопросов о смерти, предсмертном и послесмертном бытии и человеке как исключительно биоматерии (духовность в расчёт некромастерами не берётся вовсе).

«Папа, умер дед Мороз» 1991 года — главный фильм некротического направления, снятый Евгением Юфитом и Владимиром Масловым -, пожалуй, слишком вольно адаптирует под бунтарский монохромный кинослог рассказ Алексея Толстого «Семья вурдалака», годом ранее уже экранизированного Игорем Шавлаком в декорациях постсоветского быта. Толстовское мистическое мироощущение, коренные и корневые русские кошмары обнажились до саднящей кости в безнарративной, сотканной сплошь из наслоения жутких образов, кинопрозе Евгения Юфита. Но Юфит&Маслов пошли ещё дальше, оставив от литературного первоисточника, в котором достопочтенный маркиз д`Юрфе, путешествующий по молодости лет по Венгрии с Сербией, нечаянно познал маету-суету вампирского бытования, лишь сам мотив путешествия: из мира реального в эдакое междумирье, где человеку как мыслящему субьекту уготована роль объекта чужой злой воли; законы науки, логики в «Папа, умер дед Мороз» не просто нарушены. Фактически их нет; формально главный герой ленты — учёный-биолог, что поехал к брату, в деревню, в глушь, в Саратов (хотя место действия более чем условно) — сталкивается с деструктивными процессами тотального перекраивания сознания, перестройки личности, переиначивания привычной, обыденной жизни в Ничто — вполне по Гегелю. Мифологические естества — вурдалаки — в кинокартине Юфита отсутствуют так же. К чему эта мифологическая ересь, если сам человек порождает в самом себе монстра, и этот homo novus намного опаснее, чем любые искусственные твари. Ритм фильма — это медленное скольжение в сон в духе dance macabre, стиль — монохромное и статическое наблюдение за тем, как желание избыть из себя жизнь постепенно меняет человека. При этом в «Папе, умер дед Мороз» танатостическое выдавливает все эротическое. По Юфиту, Смерть в искусстве первичнее Секса.

При этом Юфит&Маслов начисто отказались от периферийной темы рассказа А. К. Толстого — прорвы непонимания между лощенной в своей куртуазности Западной Европой и загадочной Восточной Европы с её доминирующим духом панславизма. Чисто политический фактор вынесен за скобки изобилующего насилием повествования «Папа, умер дед Мороз», в котором в общем-то утверждается, что русская смерть ХХ века — это наихудшая из всех мыслимых смертей; она мучительна, она невыносима — и нет надежды на бессмертие души, так как душа эта соскоблена до остатка, подвержена эвисцерации. Нет души — нет и человека; есть лишь алкаемый суицидальными и некромантическими процессами биообьект. Типология персонажей в «Папа, умер дед Мороз» лишь на первый взгляд обращается к юродивым, которые несут в себе оттиск Бога, к тем кого воспели Леонид Карсавин и Федор Достоевский. Вся эта галерея маньяков, садистов и психов, населяющая микровселенную Юфита, не верит ни во что, кроме Смерти — этого благостного Ничто, и к ней они и сами стремятся, и толкают туда других, случайных путников в их мучительных конвульсиях. Ratio в лице героя актёра Ганжи не способно противоборствовать хтонической сущности проклятого места, где стёрты границы не только и не столько морали и божественных заповедей, сколь самого Времени. И в стране померкших грёз Папа, умер дед Мороз…

Я привыкла к советским фильмам вообще, и к советским детективам в особенности, поэтому у меня явно предвзятое мнение. И этот фильм напомнил мне экранизации братьев Вайнеров, например, "Лабиринт Минотавра". Здесь тоже есть две параллельные линии, вернее, не совсем так. Фильм лишь предваряется экскурсом в прошлое, когда крепость осаждают враги, она скоро падет, но несколько избранных из таинственного ордена (а в те времена было много таких орденов) должны вынести ларец с сокровищами (или священными ценностями), спрятать его так, чтобы найти его и открыть смог только человек, обладающий всеми ключами, а каждый из бежавших получал по одному ключу. Таинственная история, затерявшаяся в тумане времени. Выжили ли те наследники, смогли ли обзавестись потомством? Передать ему свою тайну? Много столетий пролетело с тех пор и далеко не все из них были мирными.
И вот мы переносимся в наши дни. Куда-то бесследно пропал приехавший в СССР интурист. Конечно, милиция начинает активно заниматься поиском, только международных скандалов нам не хватало. Тут еще и французская делегация замешана. Но в процессе всплывают все более и более интересные подробности. Ну, ладно, то, что этот искусствовед занимается вывозом старинных икон, еще можно понять, прихватил по случаю. Но как и через кого? Дальше - больше, оказывается, он свободно говорит по-русски. И пошла разматываться ниточка. И приведет она нас и ко Второй мировой войне, и вновь всплывет на свет этот таинственный ларец.
Мне фильм очень понравился, но, сознаю, что это сила привычки. Даже у меня порой возникали вопросы, почему бы просто не арестовать молодого человека как поставщика ценных редкостей или продавца из-под полы. Ну, или, как минимум, организовать за ним слежку. Ведь понятно, что чтением морали в этом случае не отделаешься. А вообще мне кажется, он мог бы обрести и вторую жизнь, если бы кто-то взялся поставить экранизацию по мотивам, поподробнее порассказав про историческую часть, про путешествия через время этих таинственных "ключей" и прочее. Но это была бы уже совсем другая история.

Неожиданно приятное знакомство с советским фильмом, о котором я раньше ничего не слышала. Серьезный исторический детектив, к котором причудливым образом сплетаются войны крестоносцев, фашистская оккупация Франции во время Второй мировой войны и отчаянные кладоискатели конца XX века. Фильм начинается с предыстории ларца, его похищения и таинственного исчезновения французского антиквара Савиньи, расследовать которое поручают группе криминалистов. Как водится, постепенно дело обрастает все новыми неожиданными подробностями и запутывается все больше. Возникает связь и с родом Медичи, и с разрушением Петропавловского дворца во время немецких бомбардировок. Из-за большого количества фактов и дополнений сюжет фильма теряет плавность, действие развивается скачками и конец наступает неожиданно. Конечно, дело в ограниченном хронометраже, но картина по этой причине много потеряла, а главное - не получилось создать атмосферу раскрытия древней тайны и романтики поиска сокровищ.
Понравилось, как в фильме показана работа криминалистов, и на это делается сильный упор. Порадовали и некоторые персонажи, например, неподражаемая хранительница ларца госпожа Чарская и бесшабашный историк Березовский. Хорошо исполнила свою роль и Клара Лучко образе Мадлен Локарт. А еще было очень приятно посмотреть панорамные виды Санкт-Петербурга, его величественную архитектуру и великолепные дворцы.

Я не очень хорошо знакома с советскими детективами, а про этот фильм даже раньше и не слышала. Тем интереснее было смотреть, что же снимали в Советском Союзе. На мой взгляд, фильм получился довольно интересный. В нем переплетаются легенда о древних сокровищах и обычная советская действительность. основной сюжет разворачивается в начале 80-х, когда капитану милиции Люсину поручают расследование исчезновения французского коллекционера Савиньи. Также мы узнаем о краже ларце Марии Медичи, и постепенно это две сюжетных линии сливаются в одну. Мы узнаем, идет ли речь об убийстве француза, или же он просто скрывается. А еще мы прокатимся на кораблику по каналам Санкт-Петербурга и сможем полюбоваться его великолепной архитектурой. Именно за это я больше всего и люблю старые фильмы - там можно увидеть какими раньше были исторические места, и по-моему это очень здорово! Эта сцена определенно одна из самых запомнившихся в этом фильме. Помимо прочего, мне было интересно наблюдать за игрой не знакомых для меня актеров (за исключением разве что Клары Лучко и Эммануила Виторгана). Одним словом, ждать чего-то выдающегося от фильма не стоит, но посмотреть его будет интересно.