Biswas, Chhabi. Отзывы на фильмы

Сладкая роса утреннего летнего дождя горькими слезами оплакивала истлевающие ощущения красоты умиротворенного городка Барич, куда прибыл безымянный сборщик налогов, красоты окружающей природы, напоенной ароматом трав и нежным журчанием речной воды, прозрачной как зеркало и ледяной как хрусталь, красоты, которую вскоре сменит рутинность, обыденность, привычность. Но манит его не эта ускользающая красота мира вокруг, а заброшенный дворец Махмуда II. В его причудливой архитектуре явные ощущения конкретной эпохи стёрты; он будто из иной реальности, иного пространства, продукт иноприродного воображения, манящий и завораживающий, меняющий людей вокруг и меняющийся сам. Дворец, долгое пребывание в котором для служителя материальных сфер и истового материалиста обернётся вечным сном, пробуждение от которого будет неизбывно трагичным, так как это будет пробуждение от самой реальности — слишком прозаичной, чтобы быть удостоенной даже напоминания.

Скажи мне каков твой дом и я скажу тебе кто ты есть на самом деле. Любое человеческое обиталище, его овеществленный приют, его крепость, где можно оставаться hoc est quod сродни зеркальному отражению души человеческой, мыслей, эмоций, переживаний, тем, что становится одной из мер человеческого в самом человеке, ибо у себя дома не притворствуешь и не потворствуешь ни перед кем. Это лишь твоё, личный космос, доступ к которому ограничен по определению. Вторжение в дом без приглашения словно вторжение в саму душу, это, пожалуй, самое главное и опасное нарушение правил вселенского бытия и нерушимого баланса вещей, без которых не может быть гармонии. Но что если дом сам призывает к себе страждущих? Что если за этой изысканной архитектурой, изобретательной структурой каждого камня, за этими глазницами окон, украшенными резьбой, стоит неистовое желание поведать свою историю и услышать чужую, заглянув в душу того, чьё имя несущественно?

И безымянный герой входит в эти зачарованные чертоги, поддаётся этому зову из глубины веков, и восставшие из небытия призраки этого древнего дворца двоятся, становятся и его личными призраками, танцующими катхак в тусклом свечении керосиновых ламп. И вот он снова вынужден искать её, ослепленный красотой её черт, хрупкостью её стана, звонкими хрустально-кристальными переливами её смеха, блеском изумрудных глаз, в которых отражается и весь мир, и одна, одинокая и иссушенная жаждой, душа его.

Дом как живой организм. Именно таким и является на первых порах дворец Махмуда из фильма «Голодные камни» 1960 года, снятого бенгальским мастером большого кинематографического стиля Тапаном Синха по одноименному рассказу Рабиндраната Тагора. Синха, второй после Сатьяджита Рэя поэтический реалист и гуманист всего индийского, а не только лишь бенгальского, кино, искусно препарировал чрезвычайно поэтичную ткань литературного произведения в нечто неповторимо своё, аутентичное и завораживающее, находящееся на стыке жанров как таковых, но порой просто их отвергая и отторгая. Киноязык фильма — искрящаяся чистая поэзия не слов, но образов, которые к финалу суммируются в единый философский монолит авторского видения человеческого и духовного. Присущая Тагору метатекстуальность и интертекстуальность доведена Тапаном Синха до ещё большей тотальности, до совершенности как на уровне внешней формы, так и внутреннего содержания. Поэзия превращена в философское размышление о сути человеческой жизни и тонкой связи вещей в этом суетном мире. Впрочем, режиссёр суету, маяту и обыденность оставляет вне поля зрения. Есть лишь Дворец, Человек и их Истории…

«Голодные камни» — кино не столько о дворце, сколь о людях, когда-то его населявших. Пустой дом — это оболочка без души; брошенный дом — это душа, оставленная напроизвол, которая мучается в своей ненужности, но не ничтожности. И столь же одинок в сущности и сборщик налогов, человек, обремененный знаниями, но лишённый или не приобретший окончательно свой приют, семью. История его и история дворца Махмуда суть одно и то же — в их существовании произошёл некий слом, срыв, падение. Его разум, требующий рефлексии, а не автоматизма подсчётов, высвобождает в сумеречных пределах древнего замка, где сплелись воедино индийская и могольская культуры, их видения мира, все то, что он боялся высказать вслух, но тайно мечтал. И их встреча вопреки суевериям это почти что долгожданное воссоединение двух возлюбленных, что давно не видели друг друга. Вот сперва царит недоверие, страх даже, непритаенный и неизбывный, но дальше происходит растворение. Грезы в пору гроз становятся спасением, а каждое новое утро — мучением и пробуждением. Но что если и правда сон настолько прекрасен и сладостен, ведь там есть Она, его devi, обладать которой, увы, невозможно, как и покорить?!