Отзывы на фильмы Ли Смита без оценки

Суть комикса чаще всего сводится к принципу «Трудно найти черного кота в темной комнате, особенно если его там нет». И если фильм является комиксом, тогда обычно в наличии имеется:

а) Главный Герой, решающий свои моральные проблемы,
б) Главный Злодей, уже Такой или в силу определенных причин становящийся Таким,
в) массовка, которая, по сути, непонятно для чего имеется,
г) пара фигур на заднем плане, которые добавляют немного колорита,

Обычно есть предыстория, потом рассказ о сути проблемы и противостояния главных персонажей, потом следует относительно затяжной Crash-Boom-Bang с кучей дорогих спецэффектов, сцена, в которой главный герой или главный злодей произносит пафосную речь, и после этого идут финальные титры. Попкорн съеден, все довольны.

Но это другой случай. Наверное, первый в современной истории экранизации комиксов.

В этом фильме есть Город. Готэм оживает. Город, живущий отдельно от Бэтменов, Джокеров и прочих. Почти все второстепенные персонажи, будь то Негр-Уголовник с парома с глубокой собственной жизненной историей; семья Гордона, живущая жизнью семьи обычного полицейского; делающая зло помимо своей воли детектив Рамирез, мафиози Марони с лицом Эрика Робертса, сотрудник Уэйн Энтерпрайзез Колеман Риз, пытающийся «сдать» Бэтмэна, храбрый банкир — персонаж Уильяма Фихтнера в самом начале фильма….. все эти персонажи обладают такими характерами и жизненными историями, которых хватит, безусловно, на парочку самостоятельных фильмов. И это Сильно расширяет внутренний мир фильма, безо всякого сомнения, перенося его в совершенно другую весовую категорию.

ХАРВИ ДЕНТ. Если никто не заметил — то именно Харви Дент является главной, центральной фигурой в этом фильме. Весь фильм — о нём. О его сомнениях, храбрости, самопожертвовании, о его любви о его борьбе. А Бэтмен и Джокер являются в таком прочтении сторонами его души, подвергающими саму эту душу испытаниям и склоняющих на ту или иную сторону в течение всей увиденной нами части его жизни.

БЭТМЕН. Сила, с которой принято считаться, и с которой считаются. Но, оказывается, спасать город, спасать его всё время…. и получать в ответ большей частью ненависть, а не благодарность от людей, которые, возможно, не понимаю и вследствие этого боятся его…это суровое испытание для Героя. Хуже выстрелов, хуже избиений, хуже укусов собак. И пройти через всё это, через все эти испытания, сохранив человеческое достоинство, как Бэтмэн делает в финале фильма…. это достойно звание Человека с большой буквы.

ДЖОКЕР. О да… Это антигерой совершенно нового типа. Психопат? Нет. Мерзавец? Конечно. Шутник? Да. Убийца? Безусловно. Но умный, сильный, расчётливый; точный, как шахматист. И ведь разве не заслуживает большинство этих ничтожных, продажных, жалких людей в городе той участи, которую он им и предназначил? Ведь именно Джокер рассказывает нам всю историю, которая заложена режиссёром. Джокер — единственный персонаж, который показывает людей такими, какими они являются. ТАКИМИ, которыми они являются под их масками. Ведь Джокер не носит маску. Он и есть ЛИЦО. Джокер — это наша тёмная сторона. Та, которая живёт практически в каждом.

А вот люди…. Под влиянием суровых обстоятельств люди готовы глотки друг другу перегрызть, только чтобы выжить. Заботятся только о себе, и ничего их больше не волнует.

Хит Леджер… эта игра, эти фразы, эта мимика, эти жесты… Угасшее будущее американского кино. В чём-то даже символично.

А само же противостояние Джокера и Бэтмэна ставит самые этические вопросы. Насколько допустимо использование силы для достижения своей цели? Какова сама эта цель? Насколько сильно можно переступить границу, применить силу в отношении другой силы, чтобы остаться собой и остаться Положительным Героем, «Белым Рыцарем», на стороне потенциального Добра? Нужно ли дословно следовать духу и букве закона, когда ты противостоишь порождению Хаоса? Или давить врага его же методами?

Вопросы, которые имеют самое важное значение для современного человечества, по сути. И в них можно увидеть при ближайшем, детальном рассмотрении, и политику, и духовность, и противостояние материального и идеального, и многое другое. А ведь именно это и должно делать искусство — заставлять задумываться.

Самый интересный факт. Попробуем определить положительного персонажа в фильме. Таких в фильме, как оказывается, нет почти ни одного. Им не является Бэтмен, вряд ли. Он переступает через собственные же моральные принципы. Гордон? Нет, у него свои мысли и ради работы он готов, хоть и не совсем сознательно, подставить немного и Бэтмена и свою собственную семью. Фокс? Нет, он всё равно идёт против себя, только чтобы достигнуть цели. Харви Дент? Нет, в нём как раз просыпается Тёмная Сторона. Рэйчел и Альфреда сознательно не учитываю — у них другая роль во внутреннем мире фильма.

И получается, что единственный безусловно положительный персонаж, как ни странно — это татуированный Негр-Уголовник на пароме, человек с лицом жестокого убийцы, но готовый защищать жизнь ни в чём не повинных людей ценой собственной жизни.

Таким образом, мы видим во всём его великолепии Готэм. Город, где черное бывает (и становится) белым, благие помыслы оказывают вред всем вокруг, город, где Светлый Рыцарь становится Тёмным, а Тёмный — Светлым.

Такой Город, как и любой из тех, в которых мы живём. Это — Жизнь.

Главный вывод фильма такой:
«Практически в каждом из нас потенциально живёт Джокер,
и практически ни в ком из нас нет Бэтмэна».

А главный девиз фильма, конечно, следующий:
"Герой не такой, каким его представляют.
Герой — является таким, которого заслуживают."

Большой фильм, уже вписанный в историю кинематографа золотыми буквами. И очень приятно, что это произошло на наших глазах.

…медленные челюсти кровожадной военщины…

…для начала следует немедленно, непременно и окончательно уяснить — «1917» Сэма Мендеса это, собственно, далеко не тот самый экзерсис про Первую мировую войну, который все так давно ждали. Да и не та это лента, из каковой зритель ощутимо догадывается, если уж и не подозревает наверняка, что и как ожидать, чего хотеть, о чём думать. В сущности, или как это в паразитарной фонетико-лингвистической партитуре модно нынче словесить «…в общем и целом…», «1917» совсем и не картина о войне. Нет, она-то естественно и со свистом снарядов, и со сбитыми самолётами, и с артиллерийскими канонадами и солдатнёй внутри, всё так. Просто здесь нет элемента персонификации, обязательного при использовании в героико-патриотических, или положим, блокбастерно-кассовых произведениях. Как зовут обоих младших капралов (…Дин-Чарльз Чапман и Джордж Маккей…) королевских войск, которые доставляют срочное донесение восхитительно-фактурному полковнику (…Бенедикт Камбербэтч…) на передовую вы запамятуете буквально после первого серьёзного боестолкновения на экране. А уж Марка Стронга в усталом осунувшемся капитане с оловянным взглядом, Эндрю Скотта в раненом и беспрерывно язвительно матерящемся лейтенанте и Колина Ферта в генерале с глубоко запавшими от клинического недосыпания глазами без предварительной подготовки обнаружить и вовсе не представляется возможным…

…тем временем на экране творится неописуемое в скупом, полу-производственном ревьюэ. Нарратив, подхлёстываемый практически непрерывной, на одном чудовищно, преступно, восхитительно и пугающем длинном кадре экспрессией практически незаметно и всепоглощающе заполняет собой всё пространство динамики восприятия и органов всех чувств. Раскатистый гул потусторонних, едва ли не замогильных техно-аккордов за кадром в симбиозе с панорамными планами военного апокалипсиса способен манипулировать зрительскими поведенческими и эмоциональными регистрами в широчайшей гамме и безудержной колоратуре. Камера, словно приклеенная, галопирует вместе с героями на протяжении всего немаленького хронометража. Причём, сам термин «герой» у Мендеса может восприниматься в «1917» исключительно как нечто нарицательное, никаких высокопарных восклицаний не допуская в принципе. А отсутствие осязаемых монтажных перехлёстов позволяет наращивать общую тревожность до самых финальных титров…

…так мрачно и правдоподобно, с оглушающим бюджетом в много десятков миллионов долларов кроме Нолана с его «Дюнкерком» не осмелился показывать доселе ещё никто. Но фокус «1917» не в серо-свинцовой цветовой гамме и легионах трупов, валящихся в кадр поминутно и повзводно. В ленте Мендеса ощущение жестокости и беспросветности войны не покидает даже в садах со спокойно цветущей вишней, с баюкающей младенца хорошенькой французской беженкой, с перехватывающим вздох примером настоящего воинского и человеческого подвига, производимого одним из молодых капралов. И чем прекраснее и гармоничнее выпестовано в визуальном и смысловом плане происходящее, тем мощнее эффект осознания. Мендес деконструирует героику войны. Уничтожает пафос самопожертвования. Втаптывает сапогами в грязь все разом непреложные атрибуты военно-патриотического кинематографа принятые на всех обжитых континентах земного шара. Его история о жертвенности с ужасом в душе и о смерти по приказу. Честь и доблесть в этой преисподней караются смертью, а жизнь ценна именно настолько, насколько хочется её сохранить…

…необъяснимым, непривычным образом «1917» достигает своего пика отнюдь не в душераздирающем финале. Да и не в самой драматической и печальной сцене, находящейся аккурат в центральном зените повествования. А в бытовой и рядовой раскадровке. Где потрёпанный и печальный капитан, блистательно сыгранный Марком Стронгом, подбирает обоих капралов и помогает им, вместе с возглавляемым им самим подразделением, форсировать один из наиболее опасных участков линии фронта. А выяснив о целях и задачах донесения, каковое и доставляют попавшие в передрягу и спасённые им бойцы, сообщает сакральное, но не вполне понятное: «…как станете передавать приказ об отмене наступления на германцев, убедитесь, что делаете это при свидетелях…». А в ответ на удивлённое вопрошающее обоих капралов, приходит оглушительный и пугающий вердикт и диагноз всех вооружённых конфликтов во все времена о том, что: «…многие просто не могут остановиться, чтобы закончить сражаться…»…

…занесённый меч в карающей длани истового, безумного адепта грехопадения кровавой бойни остановить почти невозможно. Но «1917» режиссёра Сэма Мендеса как раз о том, что иногда это всё-таки случается. Хотя для такого, что правда, необходимо войти в самые адские врата и вернуться обратно. И скорее всего погибнуть. Возможно, не раз и даже не два…

…реальные мечтания о пробуждении в удивительном настоящем…

…главный герой здесь зовётся Домиником Коббом (…Леонардо Ди Каприо…) и является мошенником, вором, грабителем и изворотливым корпоративным шпионом. На местном специально придуманном служебно-внутреннем диалекте данная профессия именуется немного вычурно, но достаточно ёмко, точно и едко — «извлекатель». В общем, это такой себе незаконных дел умелец, каковой с одной стороны занимается мероприятиями по охране подсознания. Но и способен вполне, естественно, и украсть из головы потенциальной жертвы информацию высокой ценности и личной направленности для последующего использования в своих незаконных меркантильно-эгоистичных целях. Возможным становится подобное лишь по тому занятному допущению, что в мире Кобба для таковых мероприятий изобретено специфическое ведомственно-медицинское оборудование. Устройство выглядит для непосвящённого жутковато, на деле представляя из себя всего лишь высокотехнологичную капельницу. А если конкретнее, то это портативный автоматический инфузионный насос для коллективного внутривенного ввода специальных снотворных препаратов и последующего погружения всех пациентов в сеанс совместных сновидений…

…сюжетообразующей основой является поступивший герою Ди Каприо заказ от некоего очень состоятельного бизнесмена японской видонаружности по имени Сайто (…Кэн Ватанабэ…). Предложением становится отнюдь не банальное рутинно-ремесленное изъятие из сознания его конкурента — Роберта Фишера (…Киллиан Мёрфи…), владельца могущественного энергетического синдиката планетарного масштаба — определённой секретно-конфиденциальной информации. Но как раз-таки и совсем наоборот, имея целью высокого преступного искусства виртоузное внедрение в мозг соперника своей деструктивной информации. Некой изменяющей внутреннее подсознательное идеи, которая со временем, незаметно и неотвратимо приведёт к изменениям в поведении жертвы. И тем самым устранит угрозу возникновения здоровой рыночной конкуренции и острого предпринимательского соперничества. Несмотря на предельно профессиональную и даже в некоторой мере элитную команду злоумышленников-соучастников в составе, помимо известного уже Доминика Кобба, его старшего, отвечающего за все мелкие и крупные детали операции подельника Артура (…Джозеф Гордон-Левитт…), профессионального лицедея и имитатора Имса (…Том Харди…), несовершеннолетней мастерицы по архитектуре сновидений Ариадны (…Эллен Пейдж…) и матёрого химика техподдержки Юсуфа (…Дилип Рао…), ситуация по выполнению задания осложняется, кроме прочего, фактом того, что жертва снотворного нападения — персонаж Киллиана Мёрфи — имеет специальную подготовку по противодействию подобным актам подсознательной агрессии и владеет техникой по борьбе со вторжением в собственные сны…

…небывало мощное и многогранное «Начало» 2010-ого одного из лучших режиссёров нашего времени Кристофера Нолана, подобно своему калейдоскопическому, сотканному из практически одних лишь предположений, полутонов, намёков и допущений нарративному наполнению, в жанровой ипостаси также не имеет чётких и ярко выраженных ориентиров. Тут и триллер, и психология, и психиатрическое исследование человеческого подсознания. Присутствуют в равных пропорциях удивительной гармонии драма, авантюрное приключение и любовно-романтическая трагедия. При этом, на всех уровнях представления нолановской ленты эти составляющие невероятно органично переплетаются, сосуществуют, дополняют и интегрируются друг в друга. Да и шутка ли, идея реальности внутри сна отнюдь не нова для кинематографа. Но вот практически каждому из зрителей в жизни хоть раз доводилось просыпаться в своём собственном сновидении от другого. То есть практически все так или иначе бывали в ситуации главных героев «Начала», когда сон внутри сна пробуждает от нас от первого видения. Задуматься над этим, конечно же, можно и даже, в некотором смысле, нужно. Только Кристофер Нолан пошёл дальше обычных размышлений о субъективном восприятии образов, возникающих в сознании спящего. Режиссёр соединил свои мысли о данном явлении и кристаллизовал их в залихватскую идею, добавил ярких талантов и невыносимой харизматики актёрскую труппу выдающихся лицедеев и поместил полученное в бульон из ста шестидесяти миллионов долларового бюджета, двух с половиной часов предельно реального времени и вихря всемогущих голливудских визионерско-кимематографических технологий. Получившийся результат, натурально, что называется, бьёт в голову, заставляет морщить лоб, пучить глаза и беззвучно открывать от удивления уста, забрызгивая, гхм, неконтролируемым слюноотделением детали интерьера и домашних любимцев…

…вопреки значительной продолжительности местного хронометража, «Начало» исключительно монолитная, целостная и самодостаточная картина с бесшовным и предельно концентрированным потоком действия. В момент стартовых титров, под аккомпанемент заглавной музыкальной темы с божественной хрипотцой транслируемой Эдит Пиаф, гений Нолана как будто и самого зрителя подключает к той самой жутковатой и таинственной автоматической капельнице, вгоняя в кровеносную систему безупречно сконструированную грезу. Лента, чем ближе к финалу, катарсису и ожидаемой, но неожиданной развязке, всё быстрее и резче крутится вокруг своей оси, подобно миниатюрной металлической юле героя Ди Каприо. Нарратив галопирует и радостно гикая уносит с собой остатки каким-то чудом сохранившегося за первые полтора часа зрительского сознания. А в итоговом, часовом практически, заключительном аккорде «Начала», именно в том глубинном сне, который внутри другого сна, погружённом в ещё один нижеследующий сон, неожиданно для всех по эту сторону экрана успевает произойти и случиться небывалой силы история, вполне тянущая на пару, а то и тройку отдельных, самостоятельных и самоцельных картин…

…одна из самых восхитительных, хотя и, признать честно, прописных истин о «Начале» состоит в том, что весь кинематограф — суть фантазия, зыбкая и неустойчивая. Подходя к заключительным титрам зритель по обыкновению нередко и даже более чем часто не в состоянии сформулировать изначальных ожиданий и совокупных впечатлений от просмотра. Сотворённая же Кристофером Ноланом иллюзия наделена ощутимыми и чёткими грациозно визуальными, отчасти философичными и очаровательно эмоциональными гранями. Подобно методике персонажа Леонардо Ди Каприо, лента с отложенным эффектом срабатывания помещает в сознание идею про то, что с окончанием нарратива ничего больше не заканчивается. В огромной сумме всех своих меньших сумм — «Начало» безупречная инъекция реальности вымысла и вымышленной реальности. С которой и по просмотру расстаться получиться очень и очень нескоро. Ведь порой именно оно, приснившиеся в сладкой неге сновидения, более всего прочего материального, рационального, устоявшегося и здравого говорит с нами на понятном и чутком языке. Спонукая к истинному пониманию наших внутренних стремлений и желаний. И открывая глаза совсем и вовсе не на то, как всё уже сложилось ранее и теперь происходит. Но на ту сторону подсознательного, где чётко и просто наше внутреннее сокровенное показывает чего мы на самом деле хотим, куда стремимся и прежде всего — как возможно этого достичь. Врата Морфея ведь всегда для каждого открыты, всего-то и нужно лишь однажды проявить необходимую решимость и окончательно проснуться…