Perkins, Bill. Отзывы на фильмы

Синопсис этого фильма мне сразу показался каким-то странным. Но я надеялся, что триллер получится интересным. Но эту идею режиссеру не удалось хорошо реализовать. Анна попадает в автомобильную аварию и погибает. Ну, или почти погибает. Во всяком случае, очнулась она уже на столе в подвале похоронного бюро. Элиот, который должен загримировать труп девушки, пытается ей объяснить, что она мертва. Но Анна не хочет в это верить. Ведь она же разговаривает с ним, она может двигаться и даже дышать. Вот так проходит весь фильм. Она не верит, ее убеждают… В этом фильме слишком много минусов. Начнем с самой аварии, в которой Анна якобы погибла. Машина всмятку, но на теле всего лишь небольшая царапинка на лбу. Не верю! Вообще поведение героев очень странное. Она хотела сбежать, но в итоге пошла звонить по телефону. Уже хоть бы в окно сиганула что ли…

Как и Элиот, который 100 раз спускался в подвал, снимал пиджак, ничего толком не делал, снова одевал пиджак и уходил. Тоже самое могу сказать о сцене в начале фильма, когда Пол хотел сделать предложение. Допустим, она неправильно его поняла, так покажи ей сразу кольцо и вопрос будет решен. Актеры просто добили этот фильм. Кристина Риччи вообще ужасно играла. Фальшивила в каждой сцене. Ее игра заключалась в вялых выкриках: «Выпусти меня», как в дешевеньком триллере (по факту он в самом деле дешевенький) и в сценах с обнаженкой. Джастин Лонг мне никогда не нравился. Но тут он был еще хуже, чем обычно. Никакой любви они не показали. Они даже не смотрелись вместе, как пара. Даже Лиам Нисон сыграл серо. Я вообще удивлен, что он согласился на эту роль. Мне абсолютно не понравился этот фильм. Я засыпал, постоянно смотрел на часы, ждал окончания, как дети ждут подарка на Новый Год. Разве такие эмоции должен вызывать триллер? Конечно, нет.

Главный вопрос, вынесенный в авангард фильма «Немыслимое» 2009 года режиссёра Грегора Джордана — приемлемо ли применять неприемлемые методы во имя благих целей, во имя государства и спасения миллионов жизней? — уже давно не является риторическим или требующим философского ответа просто потому, что все так или значимые на политической, а не географической, карте мира государства с сугубо гегемонической национальной диалектикой давно внятно сказали своё «Да!» всеобщему применению пыток в частности и политике террора в целом во имя сохранения государства как такового, дабы не происходило сползание в хаос, смуту и прочие прелести тотального разгосударствления и морального разжижения и разложения. Так уж выходит испокон веков, что цель оправдывает средства; гуманизм умер ещё во времена Римской империи. Однако Грегор Джордан, создавший в «Немыслимом» редкостный сплав сугубо жанрового и провокативно политического кино, torture porn и психологической драмы, вносит в эту мысль о победе большего зла чуть меньшим нотки сомнения, которые на выходе превращают этот фильм в несколько размытое авторское высказывание о праве вообще на применении силы в тех или иных ситуациях.

В картине зеркалят друг друга противоположностями жизненных философий лишь два персонажа: Эйч и Броуди. Две правды, две стороны одной медали. Эйч — это тотальное олицетворение права на все что только можно и нельзя; этот персонаж, немаловажная часть Системы, в сущности своей нигилистичен, для него насилие не столько оправданный метод борьбы с терроризмом, сколь фетиш, наслаждение. На нем лежит четкая чёрная тень дегуманизации, деградации, ибо ему нравится чужая боль, которой он упивается до пьяну как вампир. Но именно такой герой и становится метафорой современной Америки, его маленькое, уютное насилие не менее страшно, чем то большое, что учиняют такие сверхдержавы. И рано или поздно, но мелкий бес Эйча стал бы большим, он сам превратился бы в массового убийцу тех, кого ему положено защищать. Это объективный путь любого палача (суицид происходит реже, чем хотелось бы). Но не меньшим орудием террора является Броуди, чья либеральная мягкотелость разрушительна и ведёт к не меньшему кошмару, чем вседозволенность Эйча. Её неспособность мыслить большими государственными категориями оказывается обоюдоострой, ибо рано или поздно террор обернётся против неё. Непротивление насилию, вообще вся философия ненасилия вынужденно утопает в нашей новой чудесной (ир)реальности, где слабым уготована самая худшая раздача. Слабость никогда и никого не спасла, только погубила, жалость к тем, кто преступил определенные общечеловеческие нормы просто ошибочна. Это блажь, отсутствие стержня внутри.

Но в то же время в картине ощутимо рефлексирует чувство всеобщего сомнения, ибо и террорист Янгер то тоже прав в своём бунте против Системы, которая порой бывает слепой и бесчувственной сукой, ибо что для государства один человек. Бунт Янгера прост и понятен в своей очевидности, это маленький человек, которого не замечали, не видели, не знали, обрекли на полное отсутствие своего мнения, ведь даже в демократическом обществе слово даётся далеко не каждому, а в «Немыслимом» показывается общество, где демократией и не пахнет. Есть лишь её лицемерная маска. Как и нет презумпции невиновности; твоя вина лишь в том, что ты попался. В чем-то это почти гоголевский бунт, но достигший масштабов апокалиптических. Примечательно, что в картине Грегора Джордана нет даже на уровне периферии стержневого для подобных жанровых творений цивилизационного конфликта между Востоком и Западом, ибо объект немыслимых пыток все же свой, хоть и интегрировавшийся своевольно на сторону ислама; это главное проявление того социального бунта Стивена Янгера, но при этом и чёткое предостережение о возможной инфильтрации внутрь террористических группировок людей с дотоле западническим мышлением (и это уже сбывается, учитывая опыты Аль-Каиды и ИГИЛ, в рядах которых есть не только мусульмане-арабы по крови). Финал же фильма и вовсе превращает «Немыслимое» в греческую трагедию, где автор с чувством, с толком, с расстановкой, не жалея красок вбивает осиновые колы вообще в основу любой государственности, ибо террор все больше становится главенствующим, это путь в никуда из ниоткуда. Путь в ад, устланный благими намерениями, суть которых все равно сводится к нему же. И нет уже ничего немыслимого, все разрешено и всем разрешено. Левиафан пробудился и он уже никогда не заснет.