Klein, Eli. Отзывы на фильмы

На этот раз мне хочется начать именно с актерского состава, который я почему-то проигнорировал перед просмотром. Здесь не только Харнетт и Уиллис (к ним я отношусь равнодушно), но и Морган Фриман, Люси Лью, Стенли Туччи (последние два имени меня больше всего обрадовали). Сюжет тоже не подкачал. С самого начала появился интерес. На первом плане стоит история паренька Слевина, который приехал пожить у своего приятеля недельку-другую, залечивая свои душевные раны. Но к нему врываются двое странных типов и увозят к Боссу, перепутав парня с хозяином квартиры. Оказывается, Ник Фишер задолжал крупную сумму денег. Дабы компенсировать старый долг Босс предлагает сделку Слевину. Парень должен убить сына его бывшего партнера Раввина.

Непредсказуемый сюжет. Даже если кое-где можно о чем-то догадаться, все равно будут неожиданные элементы. Это огромнейший плюс. Мне понравилась история с ипподромом, рассказанная в начале фильма, и ее визуальное воплощение (цепочка людей, передающая друг другу информацию). Забавная сцена знакомства была у Слевина и Линдси. Я только после просмотра прочитал, что Люси Лью не знала, что ее ждет такой сюрприз, поэтому ее реакция такая забавная и естественная. Развязка тоже интересная. Не буду ее комментировать, чтоб не раскрыть финал.

Из актеров больше всего понравилась Люси. Очень хорошо сыграла. Персонаж получился самым бодрым и энергичным. Непривычно видеть Фримана в роли мафиози. Я уже настолько привык к образу доброго старичка, что не могу воспринимать его иначе. Уиллис показался мне обычным. Весь фильм одно выражение лица. А вот Харнетта могу даже похвалить. Если сравнивать этот фильм и «Одержимость», то здесь он в большей степени смог проявить себя из-за многогранности самого персонажа. Действительно хорошая роль. Вот только с жанром я не согласен. Ну, не могу назвать этот фильм триллером. Он почему-то воспринимается у меня, как комедия с черным юмором. Может из-за обилия шуток и забавных сцен? Советую посмотреть. Будет интересно, в меру запутано и непринужденно.

«Игры дьявола» 2007 года, последний фильм знаменитого американского режиссёра Сидни Люмета, в своей откровенно залихватской экспозиции, практически без предварительной нюансировки, взводят триггер основного драматургического конфликта ленты, который в дальнейшем летально срикошетит в ювелирном магазине, пустив под откос и без того неидеальный мирок всех без исключения героев. Асексуальная, вощенная своей бесстрастностью, безэмоциональностью, механистичностью эротическая сцена будет лишь префиксом в глаголе следующего эпизода — диалога, полного упрёков и взаимного унижения. Высказанные вслух мечты о лучшей, лёгкой жизни, неудовлетворенность текущим положением в обществе, алчное желание получить больше, чем реально заслужил по делам своим, отыграть неудачную партию в покер заново — кажется, что Люмет в этой сцене все сведет к тривиально-нуаровому «во всем виновата женщина», не будь «Игры дьявола» не просто упражнением в криминальной драматургии, но тщательным исследованием людской психологии периода её тотального распада на примере отдельно взятой семьи, где все меж собой повязаны узами греха, недоверия, недолюбленности, невысказанной до поры взаимной ненависти.

Довольно легко увидеть в фильме Люмета вариации на темы Коэнов или Тарантино; как раз вычурный постмодернизм в «Играх дьяволом» завуалирован вовсе. Люмет работает предельно академично, но и без явного нажима на большой стиль, оттого душная природа длинных планов и концентрированная статика служат в качестве основного дополнения к стержневой, инфернальной проблематике фильма, не лишенного некоторых социальных выпадов в сторону условного миддла. Камера постоянно замыкает героев в замкнутых пространствах, яркий свет практически не проникает в безнадежные, тусклые кадры ленты, ракурсы предельно заострены — вот она экзистенциальная ловушка, ад, сперва явившийся как рутина, тоскливая обыденность, а потом переросший в тотальное внутрисемейное насилие. Даже операторские изыски Рона Фортунато сводятся преимущественно к бесстрастной фиксации происходящего, в фильме, преисполненном тягостной анемией, мучительной тоской и потускневшей палитрой красок, камера словами самого же Люмета и рассказывает историю, и создаёт уродство как на внешнем, так и на внутренних уровнях, выхватывает главное из вереницы эпизодов и останавливает время, чтобы резко взорвать меланхоличный нарратив жесткими сценами.

Тем очевиднее становится, что Люмет, разрезая полотно картины на лоскуты хронотопических флэшбеков с эффектом тройственного взгляда на одни и те же события, опирался на Акиру Куросаву и его «Расёмон»(ирония судьбы, учитывая, что в далёком 1960 году Люмет снял для ТВ свою версию рассказа Рюноске Акутагавы, практически так же сместив основные авторские акценты), тем более поиск истины и попытка гуманизма Люметом разыграны тоже, но с минорной тональностью — столь неизбежен авторский смертный приговор современному обществу. Причём все три центральных героя — Энди, Хэнк и их отец — лишь единожды встречаются вместе, в сцене похорон, где будет иметь место ключевой разговор, или точнее, его попытка, между Энди и отцом, завершающаяся истерикой первого после. Корень всех зол, зародыш всего ада лежит в этом неоконченном диалоге: нет родства по сути, привычный конфликт благородных отцов и неблагодарных детей обрастает некоммуникабельностью, неприятием друг друга, враждебностью и чужеродностью при том, что и отец сам далек от идеала — его дети расплачиваются за его прошлое, которое он давно как забыл и избыл из самого себя. И эта невозможность разговора присутствует в картине постоянно: Хэнк мямлит перед бывшей женой, Энди боится вообще любой откровенности в свой адрес — он, будто чеховский Человек в футляре, живет собственным эгоцентризмом — тем приметнее убранство его квартиры. Мрак, неухоженность, безжизненность — таков и он сам, фрустрирующий кокаинистические видения, убегавший в мир галлюцинаторности, но не избежавший ничего из предписанного.

Не впервой внеся коррективы в первоначальный сценарный чертёж, Люмет, помимо создания большей концентрации драматургии, избежал фактора всякой несчастливой случайности в жизни героев. Бытовая рефлексия постепенно перерастает в нагромождение одной неизбежности на другую, ведя к очевидной трагедийности финала. Рок, фатум, судьба — как ни назови -, но всеми поступками героев, сколь безумно отчаянными и невероятно жестокими они не были, руководит осмысленное осознание содеянного. Закономерность их невыносимого бытия извилистыми тропами ведёт на эшафот, а ад зияет кровоточащими ранами и неупокоенными могилами. И, прежде чем дьявол узнаёт о твоей смерти, ад наступит уже в душе окончательно, вырвавшись наружу реками крови и слёз.