Отзывы Winpooo

Мне иногда кажется, что любой фильм стоит оценивать по количеству мыслей и чувств, которые он вызвал, по количеству вопросов, на которые ты неожиданно получил нужные ответы, хотя и не задавал их напрямую. И если Палермо – такое место, в котором родятся такие внутренние диалоги, как у героя, то мне срочно, срочно надо в Палермо! Есть вещи, которые невозможно обсудить ни с кем, их невозможно облечь в какую-то ясную и понятную нам форму, и тогда мы просто обращаемся в пространство («O, Lord, it’sme!»), ожидая ответа, от которого должна прийти в движение вся наша внутренняя сущность. Когда возникает ощущение, что всё в жизни идёт не туда и не так, и мы хотим, чтобы абсолютно всё в ней изменилось, мы почти бессознательно начинаем искать вокруг себя знаки, символы, подсказки, которые способны вывести нас на новый путь. И тогда мир неожиданно оказывается наполненными смыслами, и постепенно гасится тревожность бытия. Всё правильно: надо делать то, что боишься, надо воспринимать эпизоды своей повседневности так, как будто бы ты проживаешь их в последний раз, да, погружаясь в частности жизни, надо пытаться отслеживать целое, да, никакая абстрактная свобода нам по сути не нужна – мы лишь жаждем отдать свою взамен на чужую, на то, чтобы принадлежать другому. В этом фильме хорошая музыка, хорошие съёмки, но вряд ли это – лучший фильм, который я когда-либо видела. Наверное, его надо смотреть в определённые моменты жизни, совпадающие с внутренней необходимостью понять, что есть жизнь, что есть смерть, что есть время, что есть ты и твои собственные ощущения. Мне повезло, у меня совпало.

Я часто думаю, почему все фильмы и книги про психоаналитиков получаются не вполне удачными. Может быть, их жизнь и деятельность протекает в таких реальностях, которые другим просто трудно вообразить? Фильм оставил ощущение красивенькой неправды.

Я всё больше убеждаюсь в том, что норвежцы умеют делать социально-психологическое кино. Мне очень понравился этот фильм. Я иногда задумываюсь, почему некоторые фильмы мне нравятся, даже несмотря на то, что их проблематика не кажется близкой, а некоторые – нет, хотя их-то сюжет должен бы быть привлекательным. Нравятся, потому что они отвечают на интересующие меня вопросы? Нравятся, потому что развитие темы совпадает с моими ожиданиями? Нравятся, потому что они имеют тот же эмоциональный знак, который и я ставлю на конкретной проблеме? И всё-таки – ни то и ни другое. На самом деле это – экзистенциальная новизна явленного мне опыта, раздвигание границ моего восприятия каких-то сторон жизни до таких пределов, которые мне не знакомы. Казалось бы, сюжет этого фильма вообще не должен был бы иметь ко мне никакого отношения, ведь речь идёт о наркомане, который после пребывания в центре реабилитации должен вернуться в жизнь. И вот оказывается, что уйти легче, чем вернуться, потому что старые связи с жизнью почти полностью разорваны, а новые надо завязывать по-новой, потому что всему старому – связям, дружбам, любовям, профессии – до тебя просто нет дела. А у тебя на это нет сил, ты, как никогда, нуждаешься в помощи и поддержке, даже просто в том, чтобы тебя помнили, каким ты был до... и верили в то, каким ты можешь стать теперь. В той жизни, в которую ты, как выясняется, приходишь, тебе нет места, она течёт как бы без тебя, вне тебя, вопреки тому, что ты в ней есть. Поднять себя из своих собственных руин для героя оказывается невозможным, даже если у него, в принципе, есть шансы. Осознание точки невозврата, невозможности преодоления шестилетнего пространства-времени приводит его к самоубийству. Ему нигде нет места, даже в себе самом. И это ужасно. Так где она начинается и заканчивается, наша жизнь? Можно ли выстроить себя заново из какого-то другого материала? Что делать социально мёртвым? Неожиданно для себя, я совершенно иначе посмотрела на проблему реабилитации. Может быть, хотя в это страшно поверить... реабилитация – это вообще социальная химера?

Кому-то нравится французский, кому-то итальянский кинематограф, а мне в последнее время нравится азиатский артхаус. Есть что-то завораживающее в его восточной стилистике и непривычной взгляду изобразительной эстетике. Мне понравился ритм фильма, его внутренняя цельность, данная в разнообразии форм выражения, его аллюзии, его "эксперименты со временем" (то растянуто до изнеможения, то эксплозивно-сжато - просто сброс в зрителя адреналиново-энергетического заряда), его ненавязчивая метафоричность, классика в саундтреках. Это фильм-настроение, фильм-картинка, фильм-образ, фильм-гештальт, полусновидение-полуреальность. Его хорошо смотреть как интеллектуально-изобразительный десерт, он даёт простор воображению, воспоминаниям и пониманию.

Незамысловатый сюжет, вполне понятная проблема, достаточно предсказуемый финал... казалось бы, у этого фильма нет шансов занять на моей оценочной шкале хоть сколько-нибудь высокое место. Но в то же время он оставил во мне щемящее чувство сопереживания трудно завоёванной победе, преодоления, подлинности человеческих отношений, выходящей за границы сословных и иерархических установлений. В нём простыми средствами передана психологическая атмосфера доброты, человеческой милости, понимания проблем другого человека, толерантности, служения и благодарности. И мне показалось, в нём слышится тихий, не пафосно-декларативный, но значимый гуманистический посыл, адресация к человеческому в человеке. В этом смысле фильм совершенно не современный, и потому понравился мне ещё больше - сейчас в мире почти уже нет таких людей, таких отношений и таких чудесных терапевтических историй.

Так редко бывает, когда исторический костюмированный фильм несёт в сбе ещё и значимое смысловое ядро. Это очень красивый и сильный фильм, рождающий сразу очень много ассоциаций. Поначалу кажется, что это просто историческая иллюстрация к тезису об идее, овладевшей массами и ставшей реальной силой. Но потом начинаешь думать, что это за сила, что это за люди, что это за время, когда всё ещё так близко друг к другу в общественном сознании, так чисто и так прямолинейно голо - истина и заблуждение, жизнь и смерть, знание и вера. И я думала, что же движет этой сильной массой, неужели реальная идея и вера, а не стремление к власти, личные амбиции, внутренняя жестокость, соотнесённые с чем-то большим, чем ты сам, и поставленные на пользу своему видению мира? И может ли реально противостоять этой силе любовь, внутренняя убеждённость, собственная инаковость? И ещё я думала, почему вера так агрессивно не терпит безверия, неверия, инакомыслия? Не является ли эта фанатично исповедываемая сила сублимацией неудовлетворённого личностного начала? То, что я знаю о мире и людях тех времён, говорит мне, что не было и не могло там быть ещё "такой" верной личностной любви, как она показана в фильме, но так хочется в это верить... Прекрасная и трагическая история. Смотрится на одном дыхании.

Фильм мне понравился, хотя произвёл двойственное впечатление, как любая иллюстрация к философским рассуждениям о существовании всеобщих связей событий и судеб. С одной стороны, этого содержания мало, чтобы поверить в такие связи, с другой стороны, его много, потому что одна связь тянет за собой другую, отрицает её, дробится на ещё более мелкие связи... Это, в принципе, неплохая притча про то, что все мы умрём и надо относиться философски к смерти и продолжать жить в живой жизни. Не уверена, что смогла бы полностью разделить эту позицию с главным героем и преодолеть внутреннее противоречие в отношении героини, но героине точно повезло в этой жизни! Но ведь и старика она сбила случайно, не по злому умыслу... Так что в мире есть место не только всеобщим системным связям, но и ужасным случайностям, которые приводят к случайностям счастливым... Может, и в жизни так бывает?

Из всех мужских архетипов мне больше всего нравится архетип отцовства. Власть, силу и прочие прелести маскулинности женщины давно и успешно отвоёвывают у мужчин, а вот любить детей благородной и умной, в отличие от безусловной женской, мужской любовью – этот талант навеки принадлежит только им. И этот фильм – наглядное тому свидетельство. Он очень спокойный, несмотря на внутренний драматизм, очень гуманистичный, очень светлый и, как ни странно, очень поучительный на фоне тех мужских образцов, которые нам дарит современный кинематограф. Чтобы прожить такую жизнь, какая неожиданно досталась герою, наверное, нужен особый талант. Её трудно прожить, но в ней столько добра и человечности, что хочется, чтобы такие люди и такие истории выпадали на жизнь почаще.

Фильм смотрится почти на едином дыхании, как вдох-выдох: вдыхаешь в начале, смотришь с замиранием сердца и только на выдохе в конце осознаёшь, как мало иногда надо, чтобы сказать очень много, и как о многом стоит умолчать, чтобы в результате постичь нечто сущностное. Он напомнил мне переводные картинки, которые я любила снимать в детстве: осторожно, чуть дыша и еле прикасаясь, трёшь пальцем влажный прямоугольничек, бережно снимаешь слой за слоем тонкую бумагу, чтобы постепенно изнутри на свет рождалось бледное и хрупкое чудо - изображение. В самый последний момент ты задерживаешь дыхание и... - вот оно! - испытываешь ни с чем не сравнимое ощущение эйфории, экстаза, необыкновенной полноты восторженных ощущений. В фильме почти нет слов, и, как ни странно, они не кажутся нужными – всё решают чувственные, почти телесные, ощущения – запах, тонкость волоса, поцелуй, взгляд, вздрагивание от удара заточенной зубной щётки. До сих пор, прочитав однажды А.Кардинера, я считала, что только русские способны глазами выразить весь свой космос, но в этом фильме взгляды азиатских глаз заставляют замереть и подумать: «Остановись мгновенье, ты не столь прекрасно, сколь неповторимо...», и в начале свиданий героиня рассказывает, как пыталась задержать вздох под водой, а в конце пытается повторить это ощущение, чтобы достичь невыразимой лёгкости отлучения от самой себя, как бы заставив себя умереть и возродиться. Даже ритм фильма задан как вдох и выдох: пришла-ушла, тюрьма-дом, он-она, начало-конец, любовь-смерть... Здесь всё свершается на хрупкой грани внешнего и внутреннего, невидимой, как само дыхание, которое можно только почувствовать в крохотном зазоре между вдохом и выдохом.

Ж.-П.Сартр когда-то произнёс знаменитую фразу: «Ад – это другие люди», и пока я смотрела этот нервический и болезненно скомканный фильм, она всё время вертелась у меня в голове. Действительно, если отношения с другими искажены, травмированы, то не только другой человек предстаёт для тебя адом, но и ты сам становишься адом для него, но – главное – для себя. Конечно, далеко не всегда случается так, что неотреагированная, не до конца понятая, недоообсуждённая в кругу её участников и свидетелей ситуация настолько деформирует жизнь, что она делается невыносимой и вовлекает в орбиты своего несчастья всё новых и новых людей, но если это происходит, тогда, действительно, наступает твой собственный маленький ад. Все герои этого фильма по-своему несчастны, все не знают, как выбраться из паутины собственных представлений о других, все не находят адекватных компенсаций внутренней неудовлетворённости и неуспокоенности, и это делает его грустным и почти безнадёжным. Трудно прорваться сквозь барьеры чужих представлений, обид и эмоций, трудно понять мотивы чужих поступков, трудно отречься от кажущихся незыблемыми истин. И даже последняя попытка сестёр исправить положение натыкается на материнское «jeneregretterien». Всё, как в калейдоскопе: сколько ни поворачивай, а всё те же болезненные осколки опыта складываются в ранящую тебя игру образов и чувств.

Это очень трогательный, милый, спокойный фильм - у меня было впечатление, что я на ретроспективе где-нибудь в «Иллюзионе». В нём нет практически ни одной современной «приманки», и, тем не менее, от начала до конца он смотрится на одном дыхании и оставляет по себе ощущение радости и «хэппиэндности». Пока разворачивался вполне предсказуемый мелодраматический сюжет, я ловила себя на мысли, что современные фильмы я больше слушаю, поскольку видеоряд мало что добавляет к репликам актёров, а здесь все полтора часа приходилось только смотреть, потому что слов практически не было, да они, как ни странно, и не казались нужными... Сначала было непривычно не отрываться от экрана, а потом это показалось так естественно, органично и гармонично. Конечно, это фильм-стилизация, фильм-ностальгия, фильм-память, но он деликатно напоминает, что настоящее обязано собой прошлому и что в мире, несмотря на прогресс цивилизации, есть вечные ценности.

Это очень необычный фильм, собранный из исповеди, истеричного пения, катарсического эксгибиционизма, экзистенциального самоистязания, дауншифтинга, пьяных воплей и символического самоубийства. Смотреть не очень интересно, собственно, и смотреть-то особенно не на что, ощущаешь себя так, как будто бы тебя посадили подглядывать за монотонными проявлениями чужого мазохизма. И тем не менее, фильм не отпускает, наоборот, с каждым кадром всё сильнее нарастает желание узнать, чем же это всё кончится, ради чего затеяно. Фактически, это внутренний диалог, вынесенный наружу, попытка беседовать со своей тенью, со своим вторым «я» - почти без прикрас, без особого кинематографического глянца, без привычного социального лоска. Вопросы, которые исподволь, вперемешку с самолюбованием и самооправданиями, формулируются в этом самодиалоге, странным образом покидают границы биографии Ким Ки Дука и расширяются до того, что оказывается значимым для многих – он говорит о смыслах жизни и творчества, о смыслоутратах, смыслообретениях и смыслоуничтожениях отдельно взятой жизни, о двойственных периодах жизни, когда многому, что ценилось раньше, кладётся конец и требуется совершать выбор, самоинициирование, о смерти, которая «как скала или закрытая дверь». И хотя далеко не всё в этой самотерапии звучит убедительно, а иногда и вообще рождает неприязнь и отвращение, я не жалею, что досмотрела до конца. Может, перевал Ариранг и меня переведёт туда, куда мне нужно…