Том Уилкинсон. Отзывы на фильмы без оценки

…иносказательные аллюзии…

…XVII-ое столетие, территория Республики Соединённых провинций (…ныне уже просто — королевства…) Нидерландов. На полпути между Роттердамом и Гаагой в населённом пункте Делфт проживает юная (…по нынешней мерке, а по реалиям тех лет — вполне себе и не совершеннолетняя даже, а прямо-таки взрослее некуда…) шестнадцатилетняя подданная Грит. Неотложно, в самом начале ленты, девушка устраивается на работу служанкой к знаменитому художнику Яну Вермееру. В последствии совмещая этот почётный и нужный труд с позированием в качестве натурщицы. Как можно увидеть, завязка не то, чтобы блещет неожиданностями. Здесь интрига, да и вообще, сердце всего, построенного режиссёром Питером Веббером кинотворческого универсума, в являющемся результатом этого, гхм, союза полотне. Даже, наверное — в Полотне. Обособленно и принципиально с заглавной…

…знакомьтесь: «Девушка с жемчужной серёжкой». Одна из наиболее, если не самая, именитых и узнаваемых картин нидерландского мастера бытовой живописи и жанрового портрета Йоханниса Вермеера. На сегодняшний день полотно всё целиком исследовано, изучено, обнюхано и обтрогано (…обсчитано, страшно сказать, даже количество льняных нитей на сантиметр холста! Как горизонтальных, так и вертикальных…). Тем не менее, «Девушка…» сравнима и затмевается по степени таинственности только лишь давинчевской «Моной Лизой». Судите сами. С картиной, по которой и снят одноимённый кинофильм, творится с самого 1665-ого (…точнее не могут сказать даже результаты молекулярных анализов…) что-то странное. Готовое полотно подписано, но не датировано. Неизвестны личности ни заказчика, ни самой модели. Есть мнение, что изображённая — одна из вермееровских дочерей. И то ли серёжки на ней нет, то ли она, серьга эта, не настоящая. Не то крепится к уху, не то нет. А может, нет и самой девушки. Не исключено также, что и картины никакой нет. Висит в музее Гааги неопределённой безотносительности холст, навроде «Чёрного квадрата» Казимира Малевича. И мерещится каждому присматривающемуся нечто своё, особенное персонально. При доступных фактах твёрдо очевидно лишь одно — портрет и история вокруг него предельно необычны…

…не глядите на то, что время повествования было довольно мрачное. Нечистоты утром льются прямо в канал за углом, оттуда же вечером набирается вода для стирки и омовений. Косули из современных зоопарков висят потрошёные на рынке. А краски из высушенной мочи индусских коров хранятся в высушенных же мочевых пузырях некрупных млекопитающих. Забудьте, что пространство фильма, мало того, что построено на весьма скудной деталями истории шедевра от живописи, так ещё и не на самой этой истории, а на беллетризованном её изложении одноимённом от американо-британки Трейси Шевалье. Точно так же и называющемся, к слову — «Девушка с жемчужной серёжкой». Наслаждайтесь просто, ведь лента Веббера — киноновелла практически — вышла нежной и задумчивой, словно живопись первоисточника. Немногословная, неторопливая, с геометрически выверенной перспективой и безупречной композицией. Эротика здесь без малого вся метафорическая, парафразная. Спокойная и почти степенная. Предельно трогательная и созерцательная. Невероятно красивая, без единого намёка на, гхм, постель и пошлость. И лишённая всех лишних миллиметров обнажённых тел…

…в немалой степени вышеизложенной гармонии способствует совершенно бесподобный, почти целиком британский, её величества актёрский состав. Задумчивый и рассеянный Колин Эндрю Ферт выглядит внешностью и поведением будто настоящий гений от живописи. Затянутая в корсет, испуганная и затюканная Скарлетт Йоханссон добавляет необходимого эротического напряжения. Томас Джеффри Уилкинсон авторитарен и нетерпим, как и положено настоящему, гхм, спонсору-меценату…

…целомудренное приготовление красок совместное в финале так ничем не кончится. К губам прикоснётся лишь беглый мазок кисти. А проникновение, хоть и случится, гхм, впервые, но исключительно в виде прокола мочки уха модели для внедрения в картину той самой бижутерии. Вот и получается с происходящим на экране так, что сплошь метафоры и сублимация вместо действия. Но, спросите себя: не это ли и есть то самое, взаправдашнее искусство?..

P.S. …в качестве эпилога и с целью разбавить общую слащавость получившегося ревьюэ — отрезвляющей критичности ремарка. Вопреки всем ожиданиям от увлекательности «Девушка…», которая кинодрама, воспринимается хоть и не полностью, но как насильственная музейная по живописи экскурсия. Зевать, как и в музее, придётся. И не раз. Но чего, всё-же, не сделаешь ради искусства, чем не пожертвуешь для сакрального приобщения к прекрасному? В том, как водится, и мораль…

…героико-приключенческий бесконечный эпос в миниатюре о житие нашем сущем…

…в цирковом парке аттракционов Сан-Франциско тридцать третьего года прошедшего столетия умильный малыш в потешном и декоративном ковбойском костюмчике с заворожённым восхищением бродит по анатомической музейной экспозиции Дикого Запада. Аккурат на инсталляции с заглавием на медной плашке «Благородный дикарь», изображающей восковое чучело древнего индейца племени команчей, ребятёнок с изумлением обнаруживает, что индеец, как бы это по корректней, гхм, выразится — настоящий. Зовут замшелого и поскрипывающего суставами воина-команча именем Тонто (…Джонни Депп…). И в обмен на пакетик засахаренного арахиса он соглашается поведать маленькому ковбою увлекательные и остросюжетные истории своей залихватской молодости…

…относительно вменяемая нарративная диспозиция на этом практически сразу же скоропостижно заканчивается. Уступая под напором лихорадочно мечущейся и алармистски-залихватско улюлюкающей, возбуждённой до краёв кинематографической карусели. Где главный положительный герой — окружной прокурор, пассивный пацифист и просто разудалый увалень Джон Рид (…Арми Хаммер…). Который, например, носит садо-мазохистскую чёрную латексную маску на оба глаза и скачет куда придётся на мифологическом белоснежном жеребце-алкоголике. Упомянутый индеец Тонто, мало того, что лицевой мимикой и поведенческой пластикой натурально мимикрирует под капитана Джека Воробья из понятно какой франшизы, так ещё и надевает на голову вместо привычных ведомственных перьев цельное чучело чёрного как смоль ворона. А насчёт сущности ворона, к слову, в свете всего происходящего закрадываются непременно шевелящие волосы на загривке размышления: настоящь и всамделишен ли? Или, быть может, и не ворон то вовсе? Так, попугай какой. Просто в чёрном парике. И так здесь всюду и везде. Хозяйка местного танцевального борделя (…Хелена Бонэм Картер…) оборудована приставным протезом ноги резной слоновой кости с интегрированным гладкоствольным обрезом охотничьего ружья внутри. А главный злодей Бутч Кавендиш (…Уильям Фихтнер…) с актами поедания вражеских сердец и общей харизмой становится едва ли не вровень с архетипичным Гектором Барбоссой из опять-таки параллельного диснеевского измерения…

…невероятно набивший руку и разнуздавшийся по самое разоткровенное режиссёр-тяжеловес Гор Вербинский после канонической первой трилогии «Пиратов моря карибского» в современном воплощении классического одноимённого американского поэпизодника пятидесятых годов прошлого века в своём «Одиноком рейнджере» 2013-ого превзошёл как любые зрительские ожидания, так и всяческие собственные грани. На экране в лихом и мощном круговороте почти сто пятьдесят минут творится неописуемое в словесах и невиданное в кинотеатрах. Всякий ключевой диалог меж протагонистами следует немедленно увековечить и обессмертить в личном ежедневнике филигранной заточки индиговым химическим карандашом. Любой здешний кадр хочется непременно обрамить в бронзе и повесить на стену в гостиной. Двухсотмиллионный бюджет внедряет в пространство ленты чудовищной аддиктивности самодвижущиеся визуальные эффектуры. До того ловко и бесшовно скреплённые монтажёрами с реальными натурными съёмками, что при соприкосновении с рекомым челюсть отваливается сама собой. А глаза, как у пресноводных крабов, выезжают из глазниц на пару сантиметров вперёд совершенно без специфических приспособлений и посторонних усилий…

…нужно уже наконец внести кинематографически-конституционную ясность. Желательно, всё же, закрепив её нотариально. Гор Вербински — лучший в мире постановщик блокбастеров и наиболее талантливый визуализатор-сочинитель картин с карнавально-аттракционным наполнением. Никто более не способен так поддерживать градус накала, простите, сумасбродства, здорового абсурдизма и откровенного остроумного фиглярства на протяжении двух, а то и трёх часов экранного хронометража. Не выглядя при этом какой-то откровенной, с претензией на пафосность идиотией, навроде очередного марвеловского комиксового слабоумия про акваменов, сверхлюдей или ярко-синих пришельцев из далёких измерений. То, что Вербинскому по силам сделать из диснеевского парка развлечений цельную, самоценную и культурно-художественно весомую ленту, да что там — без пяти минут современную пиратскую классику лёгкого жанра, стало понятно ещё из «Сундука мертвеца». А вот в «…Рейнджере» этот эффект прыгнул даже не через голову, но просто-таки куда-то в стратосферу. Нарратив ленты проносится в сознании вихрем, для запоминания цитатных программных острот героев не хватает никаких остатков и так предельно занятых переработкой новых впечатлений запасов краткосрочной памяти. Сетчатка зрительных нервов в несколько слоёв и в налхёст друг на друга выжжена увертюрами небывалой увлекательности. Гонки на паровозах сменяются кавалерийскими атаками, салунные погони с факелами подпирают с обратной стороны лихие и ироничные перестрелки…

…остановить происходящее или хотя бы прерваться для того, чтобы проглотить наконец плохо прожёванный попкорн решительно невозможно. Событийный ритм настолько плотный — лезвие меж интродукциями не вставить. А всякий раз, когда кажется, что верхняя планка взята и добавить для удивления более нечего, в кадре появляются то саблезубые плотоядные кролики из «Монти Пайтона», то волшебный и почти летающий конь-альбинос, с аппетитом закусывающий бутыль ядрёного виски светло-зелёными ядовитыми скорпионами…

…эксцентричный и неконформистский, карамельно-пряничный макет мироздания…

…время действия — период относительно мирного затишья и гражданского спокойствия между двумя мировыми войнами. Место — усреднённая, обобщённая, фантасмагорически сведённая воедино и по большей части вымышленная страна с умопомрачительным названием Зубровка. Оказавшаяся здесь воплощением всех одновременно государств умозрительной Восточной Европы. В самой Зубровке, впрочем, по дальнейшему просмотру, легко начнёт угадываться пара тройка периферийных провинций ныне распавшейся Австро-Венгерской империи. Если же обозначить локацию происшествий более конкретно, то это преимущественно вся без исключений территория мифического курортного отеля «Гранд Будапешт». Тоже, разумеется полностью измышлённого, с дислокацией в заснеженной гряде горнолыжных Альп. Количество действующих лиц и прочих приближённых к ним фигурантов едва вмещается на цельном книжном развороте, выпечатанном не особенно крупным типографским кеглем. Основная интрига, однако, довольно чётко прослеживается в лихой и сумасбродной детективной истории со старшим консьержем означенной гостиницы — месье Густавом Х. (…Рэйф Файнс…) и его доверенным коридорным — пареньком-индусом по имени Зеро Мустафа (…Тони Револори…) в главных ролях…

…«Отель «Гранд Будапешт» Уэсли Уэльса Андерсона — предельно сложносочинённая, инкрустированная гроздьями перфекционистских излишеств, реально действующая миниатюрная модель целой геохронологической эры. Здесь, при должном рассмотрении, оказывается заново перевыдуманная в мельчайших подробностях мистического гиперреализма, феерически ироничная реконструктивизация отдельно взятой Европы 30-ых годов ХХ-ого столетия. Принимая, конечно же, во внимание, что данная локально-панорамная реконструкция снабжена иллюзорными допущениями, места каковым в объективной исторической реальности никогда бы не случилось. И именно поэтому настоящий до рези в глазах, умышленно карикатурный микрокосм «Отеля…» пластически незримо и тектонически безвозвратно обволакивает всякого соприкоснувшегося. Решительно отметая всевозможные и разнообразные поползновения касательно разрыва любовно выстроенной амплификации взаимопроникновения меж сверхъестественно инспирированным зрителем и авторским визионерским вымыслом до самого что ни на есть здешнего финально-заключительного перечня задействованного персонала и приглашённых личностей…

…на экране, тем временем, творится непоправимое, роскошно-поразительное, сказочное действо. С каждым новым и всяким воспоследующим кадром «Отель…» лишь усиливает своё поистине гипнотическое воздействие. Фигурально и намеренно раз за разом взрывая зрительские рецепторы восприятия косвенной подачей нарративно-повествовательной хронометрики в какой-то не вполне вменяемой для рядового кинематографа третьей степени. Линии рассказчиков, которых не так-то, в общем и много — всего четверо, обёрнуты одна в другую и нанизаны на несколько хронологических уровней. Первая надстройка: девчушка-поклонница из аморфно-условного настоящего времени возлагает подношение к монументу очевидно усопшего уже обожаемого писателя, обозначенного по-кафкиански бестрепетно и деперсонифицированно Автором (…Том Уилкинсон…). Тут же, сквозь темпорально-пространственную перемычку литератор оживает и принимается из своего 1985-ого пристально надиктовывая текст на камеру вспоминать сонные и ритмически убаюкивающие события одного повествовательного ужина на двоих в 1968-ом вместе с состарившимся бывшим коридорным Зеро Мустафой (…Мюррей Абрахам…) и моложавым ещё пока Автором (…Джуд Лоу…). В ходе которого первый и поведает второму о чрезвычайных и авантюрных приключениях его юности лично и полулегендарного старшего консьержа, неотразимого месье Густава Х., рассказывающего уже ту самую, великолепно плутовскую и макабрически абсурдную историю времён беспрецедентного расцвета и сияющего величия отеля под названием «Гранд Будапешт»…

…экранный «Отель «Гранд Будапешт» непреклонно гениален в своей очаровательно саркастической дидактике, неповторим в трогательно несообразной театральной диалектике и уникален в милом тенденциозно аполитичном умосложении. Его творец — месьё Уэс Андерсон — на протяжении всех ста минут хронометража озорничает, расставляя пред зрителем эстетические, художественные ориентиры, беззаботно поигрывая смещёнными центрами восприятия времени. И по осмыслении его лента — внезапность осознания того, что на самом деле жить в нынешнем постиндустриально-информационном веке революционно-фанстастических скоростей, в реальности после конца всего романтизма и авантюризма в истории, в мире, распавшемся на элементы, сочления и кусочки неподходящих друг к другу фрагментов мозаики — попросту до меланхолии грустно. А ностальгия по тому былому, где всегда на горизонте событий присутствовало и ощущалось овеянное грядущее, устойчиво требует ещё одного повторения прошлого столетия. Ведь теперь каждый зритель безупречного «Отеля…» в тайне знает — скоротечный и стремительный двадцатый век не закончился фейерверком «миллениума». Он просто ненадолго воспользовался образовавшейся в складках тысячелетий передышкой, перед своим очередным, новым витком…