Betti, Laura. Отзывы на фильмы c положительными оценками

Писать рецензию на этот фильм также тяжело, как и смотреть его. Трёхчасовой, черно-белый, незамутненный даже рекламой
Главный герой фильма - репортер, снимающий жизнь знаменитостей. Он попал в какую-то гламурное течение и плывет по нему, как цветок, набил себе руку и глаз на светских репортажах. В начале фильма гуляет всю ночь напролёт со скучающей похотливой богатенькой дамочкой, простите, бесящейся, как сказали бы на Руси, с жиру. А дома его невеста, которую достал его образ жизни, пытается отравиться. Марчелло вроде, как бы и испугался за подругу. Но с утречка опять за своё!
Теперь его объект - грудастая кинодива. Под беготню стайки репортёров, напоминающих назойливых мух, у них начинается странноватый флирт. Про эту куклу можно было бы долго рассказывать отдельно. С неё только раз сползает эта мишура, когда опаздывает её жених. Что-то промелькнёт человеческо-бабье в ее лице, и она опять в образе !! Всегда и во всем она играет роль звезды. Позёрство, понты во всем! Собака, воющая на луну, для неё самый подходящий символический образ.
Остальные персонажт фильма не лучше. Перед нами представители общества, привыкшие жить под дулом кино- и фотообъективов мечущихся журналистов. Большой плюс фильма - красивейшая органная музыка, потрясающая любую душу, но этих ведь ничем не проймёшь. Ходят по замку представители аристократии, ищут себе приключений от скуки, не хотелось говорит на какое место.
Замечательный рассказ о детях, увидевших Мадонну под дождем. Тут можно сказать только одно, народ сам себе создающий сенсации, на все готов. Сделать снимки между крестами под проливным дождем, оборвать священное дерево по листочкам, и тут же бежать за следующей сенсацией….
Какая сладкая легкая жизнь, прямо летающие по ней мотыльки. Живут обыденно, скучно, но одновременно безбашенно , беззаботно. Дополняют картину упадка собрание рефлексирующих интеллигентов и молодёжь, беснующаяся под рок– н - ролл, бегут все, как белки в колесе. Они даже сорятся, как автоматы. «Выйди из машины! Садись в машину! Выходи из машины. Сядь в машину!» Это ссора Марчелло с невестой.
Не слышат друг друга, не понимают, да и не хотят понять.
Поэтому и не услышать им нормальную милую девушку, что-то кричащую главному герою через залив. Для того, чтобы услышать, надо самим стать нормальными.
Шикарное музыкальное сопровождение – органная музыка , Челентано , но и Нино Рота это Нино Рота!!
Глубокий фильм на крепкую 4, но смотреть НЕ рекомендую, а то будете смотреть и меня ругать, а те, кто досмотрит до конца, могут со мной и не согласиться.

Figli della rivoluzione

Невзирая на свою очевидную приверженность идеям марксизма-ленинизма, знаменитый итальянский режиссёр Бернардо Бертолуччи никогда не был широко или даже узко доступным советской публике, как и Пьер Паоло Пазолини, главный учитель в его жизни и творчестве, коммунист, натуралист и вообще редкостный оригинал-экстремал, по совместительству к тому же ближайший друг семьи Бертолуччи по пармскому деду-proprietario и отцу-кинокритику; он никогда по-настоящему не был 'нашим' в отличии от кубинских, чилийских, никарагуанских, вьетнамских и прочих экзотических культурных деятелей с прокоммунизденным мировоззрением, и это при всей нашей пассионарной, почти порой мистической любви к итальянскому искусству вообще, начиная от попсовой мелодики Сан-Ремо и завершая, естественно, неореализмом, и дело не только в родстве национальных характеров между нами и жителями Средиземноморья, пожалуй. Бертолуччи со своим витализмом, натурализмом и брутализмом в киноизьяснении был не вполне удобен, да и идеи всемирной революции он понимал уж очень своеобразно, ловко совмещая материализм с духовным, став к тому же одним из апологетов сексуальной революции в кинематографе. От марксизма до фрейдизма и обратно - всего лишь один шаг, и ярчайшим примером неукоснительной истинности этого утверждения стал Бертолуччи, считавший, говоря его же словами, 'что даже секс может быть революционным'. Ему по-настоящему близки были первые самоцветные года марксизма, когда в новосозданной советской стране свобода, в том числе и сексуальная, была всеобщей.
В самом же спорном и по сей день фильме Бертолуччи, пятичасовой исторической эпопее или даже кинематографической опере 'Двадцатый век', он сумел суммировать все свои политические и культурные взгляды, не сильно опасаясь быть непонятым, ибо эта картина, в отличии от всех предыдущих, лишь отчасти спекулирующих авторскими комплексами, уж очень нарочито сублимировала практически все детали жизни самого Бернардо, который под непосредственным влиянием отца-эстета и нонконформиста с младых лет принимал участие в рабоче-крестьянских демонстрациях в Парме, будучи при этом живым парадоксом - аристократ, лелеющий мечты о свержении этой самой аристократии импульсивными paisano. Примечательна в этом смысле идентификация режиссёра с главными персонажами фильма, Альфредо Берлингьери в исполнении главного бунтаря американского кино Роберта де Ниро, и Ольмо Далько, героя Жерара Депардье, на счёту которого уже были 'Вальсирующие' Блие, гимн триолизму и либертинажу. По идее Бертолуччи должен ассоциировать себя в 'Двадцатом веке' с Альфредо, ибо Бернардо-реальный и Альфредо-вымышленный суть одно и то же - белая кость, но режиссёр объективно вырисовывает Берлингьери без явной симпатии, не гнушаясь тона филиппики, и в чем-то даже находя скотское сходство между Альфредо и фашистом Аттилой. Ольмо же показан без статики, его психологический, внутренний рост более детален, и в нем режиссёр видит саму суть национальной итальянской природы. Фильмическая драматургия, полная нюансировки, в отношении Ольмо срабатывает ощутимо сильнее, нерва авторского больше. Альфредо - это пройденный жизненный этап, сам Бертолуччи будто отвергает своё прошлое в этом одном из двух магистральных героев фильма, являющих собой в том числе и двойственность людской природы. Да и стержневой образ матери, в раннем творчестве режиссёра непроясненный, в 'Двадцатом веке' обретает плоть и своеобразную извращенную интимность (по неподтвержденным слухам синьор Бернардо испытывал инцестуальную связь к родной матери, которой он боялся, самой возможности такой противоестественной тяги), поскольку образы синьор Далько и Берлингьери лишены контрастов, они показаны с непритаенной любовью и неприкрытой эротичностью. В тех сценах фильма, где присутствует мать, режиссёр словно исповедуется.
Как бы это странно не звучало, но 'Двадцатый век' сродни нашим литературным и кинематографическим эпопеям и сагам о жизни простого люда, как от шолоховский 'Тихий Дон', шукшинские 'Любавины' или, допустим, 'Строговы' или 'Даурия'. Тот же самый исторический размах, то же самое метатекстуальное панорамирование, тот же невыхолощенный портрет исторического национального характера, та же самая неприкрытая страстность повествования - и общее в эпохах, ухваченных авторами, эпохах перемен, свершений, созиданий и в то же время потрясений, сотрясений, землетрясений, времятрясений, трансформирующихся в трясину бесчеловечностей на пороге вечности. Да и жанрово то наше и это итальянское плоть от плоти соцреализма со всей его конкретикой, духом народности и буквой зримой политической идеологии, но соцреализма, как его понимал сам Бертолуччи, встроенного им в фундамент увядающего в 70-х годах неореализма.
Фильм начинается с детских лет главных героев, решенных композиционно в русле реализма, но поэтического. Бертолуччи не скупится на сочную операторскую пейзажистику, на изысканно изобразительные кружева, и даже магистральная для понимания фильма сцена погони Аттилы решена без натурализма, в ней воспевается свобода как таковая. Но дальше киноязык Бертолуччи становится объективно резче, неприятнее, ключевые моменты истории: бель эпок, Первая Мировая, приход к власти Муссолини, Вторая Мировая - показаны в различной (де)градирующей стилистике, эстетике отвратительного. На смену соцреализму приходит привычный для режиссёра броский натурализм, бытовой примитивизм, жёсткость и провокационность, будто напоминающая откуда езмь пошёл сам Бертолуччи. Изменился и облик фашизма в глазах режиссёра, от порочной элегантности 'Конформиста' не осталось и следа. Его Аттила физиологически омерзителен, атавистически первобытен, вырожденчески мерзок; это в прямом смысле недочеловек, опровергающий своей внутренней и внешней природой, лишенной даже абрисов красоты, ницшеанские идеи сверхчеловека. Аттила самоопределяющ в структуре фильма, он само воплощение двадцатого века, века, потрясшего мир. И с его справедливой кончиной режиссёр преждевременно прощается с этим ужасным и прекрасным веком перемен, чтобы много позже снять романтических 'Мечтателей' - фильм о бунтарях, которым претила кровь и которым милее всего было умыться спермой у парижских баррикад.

Солянка из коротких и не очень новелл снятыми именитыми режиссерами с одной и той же актрисой в очень разных ролях: Сильваной Мангано

Эпизод первый "Ведьмы сожженная заживо ", Лукино Висконти: самый длинный, пропитанный великолепием образа главной героини - кинозвезды Глории. Все мужчины неприкрыто хотят ее, все женщины ей завидуют черной завистью. Узнаваемая для меня после "Невинного" эстетика Висконти, меня как током уларило когда Глория в змеящемся вокруг ее фигуры золотом платье и в золотыз туфлях танцует передвигаясь по пушистому ковру. Золото платья, золото с черным туфель и бежево-серый ковер: запоминающиеся объёмные и сочные цвета и фактуры, которые щедро использует Висконти. Тип ведьмы: просто красивая и сексуальная женщина, которую объявляли ведьмой не в силах противиться ее магнетической силе

Эпизод второй "Чувство гражданского долга", Мауро Болоньини: он такой короткий, что очень легко наспойлерить, а не хотелось бы, потому что он очень черноюморной. Тип ведьмы: злая по натуре, беспринципная женщина

Эпизод третий "Земля, увиденная с Луны", Пьер Паоло Пазолини: фигня на палочке. Изрядно испортили впечатление от всего фильма: два нелепо выглядящих дурака несмешно ломали комедию. Тип ведьмы: зеленоволосая и неубиваемая

Эпизод четвертый "Сицилианка " Франко Росси: тоже типа должно было делать смешно, но не сложилось. Вторично. Скучно. Преувеличено. Спасибо что коротко. Тип ведьмы: разьяренная женщина

Эпизод пятый "Самый обычный вечер", Витторио де Сика: Мятущаяся натура требует приключений, а у нее чай, мытье посуды и храпящий муж. Разбуди в себе свою внутреннюю ведьму. Тип ведьмы: она самая, внутренняя. Кого разбудишь, то и получишь. Бонусом идет молодой Клинт Иствуд в роли сонного скучного мужа, антипод своих героических ролей тех лет

Все вместе мне на 6/10. Все-таки Пазолини и Росси мне изрядно подпортили впечатление. Если бы эти эпизоды пали под ножницами монтажера, фильм бы только выиграл.

Ничто не вечно, никто не вечен, империи тем более. Сколь бы влиятельной, гонористой и норовистой была империя, будь это в века древние или же совсем недавно, те, кто стоял у её истоков, кто её пестовал в ступе собственных величия и значимости, порой чрезвычайно гиперболизированных, годами, а порой и веками, рано или поздно станут свидетелями неизбежного её падения, распада, разложения в это самое землистое ничто, ставшее братской могилой для нареченных уже никем, но ранее бывших всем. Власть пожирает изнутри, власть приводит к концу, к эшафоту — война или революция, переворот или хаос, но как бы не бахвалилась та или иная империя, но век ее недолог и весьма трагичен. Беспрекословная истина, неизбывный урок истории, так и не усвоенный до конца современными власть имущими и в пропасть идущими.

За тридцать с лишним лет до того, как Гаврила Принцип совершил роковый выстрел в австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда, на родине достопочтенной особы голубых кровей давно уж творились разброд да шатания. Мелкие придворные скандальчики, светские сплетни и слухи были, конечно же, делом обыденным; всяко интересно, чем просто пустопорожнее праздношатание из огня да в полымя. Однако в 1882 году империя была потрясена сразу двумя громкими политическими событиями, увенчанными флером очевидной политической имморальности, но такова любая борьба за власть: или ты оттрахаешь, или тебя, причём в нашем случае секс и власть зарифмовали друг друга, как и в финале этих историй смерть и власть. Империя пошатнулась на своих подгнивающих коленцах, но жить ей оставалось по меркам истории сущие дни.

Для венгерского режиссёра Миклоша Янчо история о сексуальном заговоре в недрах бывшей Австро-Венгрии, имевшая место быть, но к семидесятым годам успевшая успешно обрасти тучей нелепиц и околесиц вокруг да около правд и полуправд, стала удобным трамплином для куда как более универсального авторского высказывания о тлене любого имперского сознания, развращенного собственным всевластием и всестрастием. Вероятно, самый скандальный фильм в карьере венгерского режиссёра Янчо, «Частные пороки, общественные добродетели» 1976 года на первых порах кажется эдакой легковесной, нарочито вычищенной от признаков ярко выраженной авторской серьезности и глубокомысленности, исторической зарисовкой скучного бытия императорского отпрыска Рудольфа. Беспристрастно фиксируя его жизненную рефлексию, Миклош Янчо буквально парой режиссёрских мазков даёт понять кто и что из себя представляет будущий заговорщик против короны: типический объект сладострастных утех, пьяный от секса, власти и собственного, признаться честно, мнимого, искусственного, наносного величия. В нём, криво скукоживаясь, отражается и былое величие его отца, более самодурствующегося, чем самокопающегося.

Оказывается, впрочем, достаточно лёгких штрихов, чтобы далее фильм стал таять в собственной бессодержательности и бессюжетности, напоенных кислым вином перверсивного эротизма, мускусной похоти, волглого маньеризма. Очевидно, что даже название ленты прямо отсылает к бестиариям маркиза Де Сада, считавшего в духе привычных для него буржуазных парадоксов, что пороки и добродетели суть тождественны друг другу. Порок может быть единственной добродетелью, колыбелью и утешением, спасением и наслаждением там, за шёлковым туманом будуаров, философия которых сводится к гегелевскому принципу Рабов и Господ. И добродетель может стать самым большим пороком, препятствием на пути к саду земных наслаждений. Однако в «Частных пороках, общественных добродетелях» Янчо приоритеты расставлены иначе; как таковых рабов, униженных и унижаемых постфактум своей внутренней природы, в фильме нет. Господа сами становятся рабами таких же господ, но не во имя тотальной муки, а во имя страсти, похоти, потакания своим желаниям плоти. Власть сама себя бичует и линчует, не понимая что это не множественный оргазм, а багровый огонь агонии, предвестие их падения ниц, в кровавый хаос распада. Чередуя акт за актом, нагнетая удушливую атмосферу кошмарной оргии, Янчо низводит понятие власти до уровня тотальной свободы во всем, оборачивающейся так или иначе ничтожностью.

Режиссёр при этом с самого начала разделяет пороки и добродетели на сугубо частные, те что им демонстрируются с порнографистским смаком во властных замках, пышных в своей барочной куртуазности, и общественные, которые, впрочем, Миклошем Янчо затенены, вынесены за скобки изощренного генитального нарратива фильма. Янчо, неприкрыто показывая все нижепоясные прелести верхов a la naturelle, о насущных делах низов не думает по сути специально. Доколе власть насилует сама себя анально, орально, втроём, группой и с участием нетрадиционных лиц, народ некогда великой империи находится в вечной спячке своей ненужной добродетели; не зреет в умах обычных Лайошев и Томиславов привычный славянский бунт, увы, это сон разума, породивший с их молчаливого согласия императора и его клику, его выродков и их проституток. И с их же молчаливого согласия все будет рушиться, и лишь тогда эта пустая добродетель сама станет пороком, и оргия будет продолжаться. Оргия тлеющей империи, на костях которой совокупляются друг с другом её сыновья и дочери.

Как же сейчас в мире злободневна, поднятая в данном фильме тема борьбы за роскошную жизнь, за славу быть знаменитым и охотой за деньгами. Когда реальную жизнь проще заменить иллюзией, а счастье на одноразовые удовольствия.

Как лучше, чем в этом фильме это преподнести даже себе не представляю.
Вот что значит настоящее вдохновение, которое может возникнуть у режиссера и его помощников. Это когда на ум приходят такие потрясающие смысловые истории. Федерико Феллини смог создать потрясающе-двусмысленный фильм. Он этим фильмом показал свое отношении к богатенькой "элите", светской киноиндустрии, молодежи 50-х годов. Показал всю бессмысленность и презрения к их жизни. В начале фильм воспринимается как развратный, а потом при его осмыслении понимаешь какой он гениальный!

Это фильм о попытке нахождения главным героем - Марчелло Рубини смысла жизни в светском мире, в мире роскоши и богатства, фальши и интриг. В мире так называемой "элиты" или богатеньких кинозвезд.
Режиссер всеми способами нам показывает, что счастье не в роскоши, не в деньгах и славе, а в первую очередь в нахождении самого себя. Марчелло искренне в начале пытается найти свое счастье: рядом с невестой - Сильвией, у друга Энрико Стейнера, рядом с отцом - но везде разочаровывается и в итоге поддаётся соблазну и отдается в плен к сладкой жизни, которая ему мешает и не дает найти правильный путь в жизни. Этот фильм о том, что человек не может найти место в этом разлагающемся, разваливающемся и развратном мире. И поэтому Марчелло ничего не остается, как опуститься до уровня остальной малохарактерной и развратной молодежи, собственно так он и поступает. Есть только иллюзии, сюжеты: Иисус на вертолете, призраки в замке, морское чудище, танцующие девушки, рок-н-ролл....

Сцены с простой девушкой, не замешанной в киноиндустрии пытаются напомнить главному герою его предназначение, правильной путь; но главный герой в конце фильма уже так растворился и вжился в новую сладкую, легкую и иллюзорную роль - роль фальши и обмана, что перестал слышать о нормальной и счастливой жизни - жизни полной настоящего счастья и любви!

Эпохальное полотно. В нём много всего, что можно обсудить и о чем можно поспорить.
На него надо писать не отзыв или рецензию, а кандидатскую или докторскую диссертацию. Это не фильм - а фильмище! Притча, соцреализм и аллегория. Тут видна работа с каждым кадром. Потрясающий по масштабности фильм. Жаль, что его громадный оъёмище отпугнёт потенциальных зрителей или им придётся смотреть его в два захода.
Замечательно играют актёры, особенно Роберт де Ниро.
Фильм притча, история страны через историю очень разных по социальному статусу и характеру двух мальчишек: Олмо и Альфредо. Такие разные, а дружат! Хорошо, что герои в динамике , в развитии. И не выкрашены одной краской. Альфредо хоть и богатый, но добрый и хороший человек, может, трусоват немного. Никакие исторические катаклизмы не сломали эту дружбу. Они остались друзьями, так что берём пример.
Мастерски показано усиление фашизма в Италии, зарождение социалистических взглядов, борьба народа за свои права.
Какие есть ужасные сцены в этом фильме: сгоревшие старики, которые охраняли Народный дом. В начале дикая, вызывающая осуждение, расправа крестьян над супружеской парой, но к концу фильма, узнав эту парочку поближе, самому хочется огреть их палкой по спине. Фашист Аттила (незабываемо отталкивающий образ мерзавца и негодяя создал Сазерленд), убивающий кошку свой железной башкой; зверское, жестокое, звериное убийство мальчика, взявшего посмотреть его перчатки, подлое убийство одинокой вдовы; расстрел фашистами крестьян …
Отлично выстроенный финал. А хозяева - есть и будут!! Прямо Оруэлл отдыхает!
Фильм гениален, сначала привыкаешь к чужой истории, а потом уже невозможно оторваться. Уже после просмотра понимаешь, какую замечательную операторскую работу ты посмотрел, про музыку ничего говорить не надо. Музыка Эннио Морриконе
Рекомендовать боюсь, но советую серьёзным зрителям посмотреть. Вниманию киногурманов! Этот фильм - деликатес, поэтому он - для вас!

Это очень и очень странный фильм. Настолько, что я до сих пор затрудняюсь определить, что это было. Ну то есть основную идею ещё можно понять, про неё говорится и в самом начале фильма и в конце, но остальное всё равно мало поддаётся объяснению.

Вообще, я узнала об этой истории, только потому что смотрела другой фильм двухтысячного года, который является то ли ремейком этого, то ли просто где-то его сравнивали с Теоремой. Кино Про Адама меня в своё время действительно очень зацепило и понравилось. Необычный интересный сюжет. Очаровательный главный герой... Наверное что-то подобное я и хотела увидеть в Теореме, но увы, эти два фильма совершенно разные и по настроению, и по идеям, и вообще почти во всём.

И, если герои в "Про Адама" порой вели себя странно, и главный персонаж тоже был весьма загадочным парнем у которого в голове творится непонятно что, то "Теорема" - это просто верх странности. Очень сложно разгадать. Очень сложно понимать поведение вообще всех персонажей, уже не говоря о гг.

Не могу сказать, что я пожалела о просмотре, но и не уверена, что он оставил в моих мыслях, что-то кроме недоумения.