Отзыв SinInGrin о фильме «Моя маленькая принцесса»

Клетка пошла искать птицу

Ты достаешь куклу из самого дальнего ящика. Снимаешь кукольную одежду. Гладишь ее длинные светлые волосы. Устанавливаешь в любые позы. Дотрагиваешься до самых запретных мест. Никто об этом не узнает. Кукла не сможет раскрыть твоих тайн. Она будет молчаливо выполнять условия неписанного договора. Ритуал проводится снова и снова. Каждый раз до желанных пульсаций, учащенного сердцебиения, расширенных зрачков. Но кукла не похожа на них. На тех, кого ты ожидаешь увидеть. Ты бы хотел большего. Тогда ты вспоминаешь о фотографиях. На них твоя кукла обретает человеческие черты. Теперь ты коллекционер. Теперь ты ценитель искусства. Теперь это так называется. Все приобретает другие формы. Кукла заброшена. Мысли — нет.

В этой комнате пахнет сухими цветами и женскими духами. В этой комнате пахнет старыми портьерами и пылью, намертво впитавшейся в обивку софы. Осколки света впиваются в рыхлый бархат, путаются в светлых кудрях. Жемчужные нити скользят по гладкому, хрупкому, бледному телу. Детские пальцы обвивают белоснежный череп. Пеньюар задирается, оголяя бедро. Щелчок. «Раздвинь ноги. Еще больше». Щелчок. «Это красиво». Ребенок старательно раздвигает тонкие ноги в ярко-красных чулках. «Убери руку оттуда. Не думала, что ты с комплексами». Ребенок принимает нужную позу. Ждет щелчка затвора, как доказательства, что все сделано правильно. Ребенок следит за мимикой матери, стоящей по ту сторону объектива. Старается считать эмоциональный посыл. В этой комнате пахнет опиумом и пороком. В этой комнате пахнет нереализованными амбициями и искусством. В этой комнате пахнет смертью. Здесь два мертвых человека. Но на самом деле никто не умирал.

«Фотография — вызов вечности» — говорил Жорж Перек, не уточняя при том, кем этот вызов должен быть брошен — фотографом, моделью, мыслями, зафиксированными светочувствительным материалом или случайным стечением обстоятельств. Но вызов быть должен. Вечность холодна и расчетлива, ей нет дела до кровных связей, материнской любви, в ее системе не действуют традиционные законы и нормы морали. И если для того, чтобы не оказаться в полном забвении, нужно будет толкнуть своего ребенка за черту — так ли это важно? Если матери будет нужно самолично раздвигать ноги своей дочери для удачного кадра, чтобы однажды обрести бессмертие — так ли это важно? Если нужно будет сломать собственное чадо, переломить хрупкую и, в силу возраста, еще полую душу — так ли это важно?

Практически автобиографичная лента французского режиссера Евы Йонеско (которая сама и является прототипом юной эро-модели), повествует о смерти при жизни. О том, что «родитель» — производное от слова «родить» и вовсе не обязан заботиться, любить и переживать за свое чадо, иначе он был бы «любитель» или «защищатель». О том, что резистентность детской психики хороша только на первый взгляд, а на деле лабильна в контексте замещения дискомфортных реалий на удобные иллюзии. О ребенке, психологически страдающем от эгоистичных псевдобогемных экзерсисов матери, но не имеющего права ни морального, ни физического покинуть клетку, выданную от рождения, только благодаря кровному родству и убеждающего себя снова и снова, что цель духовна и прекрасна, и стремящемся стать лучшей в том, о чем ее просят, старатель принимая «грязные» позы. О том, что кровные узы гораздо чаще становятся адской клеткой, чем может показаться. О двух мертвых девочках. Маленькой, которую лишили законного права на детство и большой, которая так из этого детства выйти и не смогла. Осталась в нем, как в плену.

Не бывает черного и белого, хорошего и плохого. Не бывает добра и зла. Нет ничего, что предстает в единственной форме и не имеет вариаций под преломлением точки зрения. Ответы в глазах смотрящего. Являются ли фото полуобнаженной девочки искусством или порнографией, эстетикой или грязью. Действительно ли это художественный образ или продукт больной психики ее матери, основанный на материализме и расчете. Однозначного ответа так и не нашли, хоть прошла уже почти половина века с первой публикации. Ясно одно, происходя от старославянского «искоусъ», термин искусство впитал в себя его трактовку, как «истязание или пытка». И в конкретном случае, можно прочувствовать это каждой клеткой. Но если истязание рождает красоту, разве оно того не стоило?..