Отзывы на фильмы Луи Маля

По названию ожидала шика, блеска, роскоши!
Поэтому начала смеяться, когда увидела первого представителя богемы, копающегося в помойке ради пустых бутылок. Кстати, за них он получит ...мензурку вина!
Такой мягкий, добрый юмор у этого фильма, что не попасть под его обаяние очень трудно. Над отдельными похождениями представителей богемы наша компания просто дружно смеялись в голос, например, история черного фрака для визита к редактору. А как изящно была отобрана кость у собаки для варки супа! Расчет , почему выгоднее брать две половинки форели, вместо одной целой и, как итог, на тарелке двухголовая рыбина! Офигела от трехколесного автомобиля! А как мне понравилась фраза :" Да я однажды чуть... не попробовал ананас!"
У одного богемщика квартира без мебели, у другого - мебель без квартиры. Не очень счастливая и весёлая у них жизнь, всё вокруг бедное, обшарпанное, грязное... Атмосфера серости подавляет. Но герои не сдаются! Они не впадают в отчаяние, даже если нечего есть, а из одежды - сплошные обноски...
У них у всех есть неоспоримое человеческое достоинство, с которым они держатся и которое у них в крови. Все поклоняются великому Искусству, перебиваются разовыми заработками. Художник может продать картину, музыкант выиграть в карты, писатель устроится в редакцию. Жизнь как на качелях, то вверх , то вниз.
Оказалось, что этот фильм - еще и история о настоящей мужской дружбе, без патетики и высокопарных слов. Настоящей, это, если надо , то и на границу за другом поедут, и машину продадут и самые любимые книги букинисту заложат. Они верны своему искусству и не идут на компромисс.
Не буду судить работы художника и книгу писателя, но музыку, которую написал музыкант, слушать может только большой оригинал. Зато начальная и финальная песни фильма - прелесть, что такое. Замечательно играет актерский ансамбль, но особо хотелось выделить Матти Пелонпяя , сыгравшего Родольфо. Сверхвыразительные, говорящие глаза, которые прощались с любимой женщиной в больнице...
Трогало за душу.
Очень рекомендую посмотреть всем добрым людям.

Парижская ночь

Французский нуар, как и Французская Новая Волна, был явлением столь самодостаточным, самоценным и самоцветным, высшим воплощением своей полифактурной самости, предметом исключительного искусства, довлеющего и даже подавляющего, столь нарочито отмежевывающегося от своей первобытной в общем-то американскости, даже тогда, когда происходил процесс тщательного препарирования/подстраивания/прорастания англоязычного бульварного чтива во французскую почву (Шаброль, Клеман, Девиль, Жиро преуспели в этом больше всех, тогда как создавали нуар по-французски исключительно на основе франкоязычной прозы Клузо, Ромер, Трюффо), что его отчасти можно было упрекнуть в деконструктивизме, приданию этой эстетике черного-темного-томного-зловещего явственного привкуса неслучайного формализма. Игра в смерть оборачивается игрой в настроения, а самодовлеющий рок, ложащийся отпечатком на лик фатальной дамы, превращается в метания, терзания, стенания - криминальная ловушка становится экзистенциальным капканом. Здесь нет тьмы, но и света не предвидится тоже. При вроде бы точном переносе первичных для жанра деталей французский нуар неосознанно предрекал Новую Волну, творя из Антигероев культ Героя.
Луи Маль, который у баррикад детей Красного Мая никогда не стоял, хотя и определенное барское сочувствие им выказывал(в этом смысле Маль не тождественен Бертолуччи, коего его врожденный аристократизм привел на путь кинореволюционера; тогда как буржуазность из Маля так до конца вытравлена не была), в сущности не был апологетом зарождавшейся Новой Волны, хотя по иронии судьбы именно её он и предрёк в своём дебютном фильме 'Лифт на эшафот', основанном на романе писателя Ноэля Калефа. И дело тут не столько в той кинотекстуальной материи, что соткал Маль в 'Лифте на эшафот' - рыхлой, шероховатой, экспериментальной и даже в чем-то гиперреалистической - сколь в самой истории, рассказанной режиссером. Пересечение по прямой жизней двух пар: Симоны и Жюльена, Луи и Вероники. Что их объединяет, кроме явной тяги к (само)разрушению? Невысказанное стремление изменить течение своего устоявшегося, застоявшегося, окислившегося и скисшего бытия, но без особых на то усилий. Все и сразу, если за душой нет ни гроша, а самой души и нет. Из таких вот бесстыже смелых и анархиствующих Луи и Вероник взращиваются в дальнейшем Симоны и Жюльены; мелкие проступки, незначительные правонарушения обретают типологию закономерности, перерождая и вырождая индивидуума. Маль даже очерчивает конфликт поколенческий, ведь в Симоне-Жюльене зритель видит омертвевшие, но все же идеалы старого режима, идеалы родителей, тогда как у Луи с Вероникой нет ничего, кроме истовых желаний риска. Происходит столкновение меньшего и большего имморализма, непреднамеренного фатализма и неизбежного мортализма, когда как не беги от смерти, она все равно настигнет.
Примечательно ещё и то, что образы Луи и Вероники с лёгкостью зарифмовываются с жизнью Мишеля Пуаккара и Патриции из годаровского 'На последнем дыхании', даже угон автомобиля присутствует. Впрочем, постмодернистские заимствования Годара очевидны, однако у Маля завершение истории Луи и Вероники происходит намного быстрее и драматичнее, ибо режиссеру оказывается важнее выкристаллизовывающаяся мораль, заключающаяся в неизбежности наказания. Импульсивность, бунт, эмоциональность, отрицание и отторжение всего что является общественно значимым для Луи оборачивается вихрем насилия, но в отличии от Пуаккара, от жизни уставшего, Луи карается дарованной ему жизнью. Раскаяние в его случае достигается только лишь самобичеванием, ему придётся платить втридорога, заново переживая все им содеянное. Бунт прекрасен на первых порах, революция не всегда подразумевает эволюцию.
Хрусталь парижских улиц зеркалит адом, ночь ветрена и холодна, как продажная девка, а экзистенциальное томление Симоны оборачивается муками... Но не совести, а страсти. Страсти к пороку. Французский нуар дышал всегда Достоевским, как и Маль, в своей кинематографической палитре смешавший краски Карне, Ренуара. Дихотомию преступления-наказания от Ноэля Калефа Луи Маль в 'Лифте на эшафот' противопоставляет иной, чувственной, Мужскому-Женскому, которая в пределах фильма существует на наиболее явном уровне как конфликт между женщинами, которые жаждут от своих мужчин всего мира у их ног, и мужчинами, которые, растворяясь в объектах собственных страсти и порока, обрекают себя на ничтожное существование. Впрочем, и роковые женщины наказываются сполна.
Мужское-Женское в синефильском понимании отыгрывается тем, что каждый неофит Новой Волны привносил во всеобщее кинопространство слишком своё, личное, увековечивая в том числе и своих муз. Годар снимал Анну Карину, Рене - Дельфин Сейриг, а ещё были Денёв, Ардан, Бардо. И Жанна Моро, создавшая в 'Лифте на эшафот' отчужденный, но лишенный всякой загадочности, инфернальный, но не демонический портрет современницы. Маль снимает её глазами оператора Анри Дека не как возлюбленную, отрицая даже намеки на чувственность; в авторском взгляде сквозит непритаенный страх перед её недремлющей силой, перед её неправильной, но покоряющей красотой. Сама актриса, как и её героиня, для Маля становится зеркалом, в котором он видит в том числе себя. И эта высшая форма вуайеризма - наблюдать за собой, но через призму любимой женщины, снимая кино о своих персональных переживаниях, прикрывая это формой нуара. Поэзией тотального душевного мрака, прочитанной под саксофонный плач джазовых переливов Майлза Дэвиса. В этот раз парижская ночь никого не простит.

У этого фильма очень интересная прокатная судьба. Она, также как и у «Крота» Ходоровски, состоялась только из-за упорства владельца кинотеатра. Шесть недель он, единственный во всем Нью-Йорке, крутил этот фильм при полупустом зале. На сеанс случайно заглянул кинокритик Роджер Эберт. После его восторженной статьи, картину перезапустили уже на девятистах экранах.

Сейчас трудно это представить, но тогда, в начале 80-х люди хотели смотреть, как два человека два часа разговаривают о своей жизни. Диалог актера и драматурга Уоллеса Шоуна и режиссера Андре Грегори был как-то созвучен жизни тех, кто слушал его.
Их монологи естественны. В общем-то, каждый сидящий в зале говорил бы на месте героев примерно те же самые слова. Но эта «естественность» обманчива. Шоун написал сценарий фильма на основе реальных разговоров с Грегори. Но потом они девять месяцев репетировали, дойдя до того, что могли наизусть воспроизводить свой текст с любого места.

Надо сказать хотя бы два слова о главных героях.
Будучи сыном миллионера, Шоун в детстве думал только об искусстве и музыке. Сейчас ему тридцать шесть и единственное о чем он думает – о деньгах. Его пьесы не очень-то хотят ставить, и ему приходится подрабатывать актером, а жена была вынуждена пойти работать в бар.

Грегори – ученик выдающегося польского режиссера Ежи Гротовского (наряду с Питером Бруком является крупнейшим реформатором театра). В свое время он поставил «Алису» по сказке Кэрролла, спектакль, завоевавший множество престижнейших наград и объехавший полмира. Но последующие постановки оказались, увы, не столь удачными, что, в конечном итоге, привело к серьезному творческому кризису.
Грегори уезжает в Польшу к своему учителю, где проводит большой театральный семинар. В последующих попытках найти себя он путешествует по Сахаре с намерением поставить «Маленького принца» с буддистским монахом в главной роли. Совершает паломничество в Индию и Тибет, забирается на Эверест, едет на север Шотландии к современным друидам, хоронит себя заживо и, наконец, приезжает в Нью-Йорк, чтобы вновь вернуться в театр.
Рассказу об этих событиях и посвящен первый получасовой монолог Грегори.

Ни по каким законам кино этот фильм не мог бы состояться. Ресторанный столик с едой, два героя сидят друг напротив друга, и единственное, что происходит - это перемена блюд. Но, тем не менее, это кино высочайшего уровня.

Вердикт. Для любителей авторского кино. Знаковая картина своего времени.
Рецензия написана в рамках флэшмоба «Спаси фильм - напиши рецензию!». Тур 21.

Села смотреть фильм из-за Жюльет Бинош и ещё из-за крутой моды 90-х (для человека, круглый год расхаживающего в футболке и джинсах, я вообще в последнее время очень уж часто смотрю фильмы из-за одежды, лол). Ну а получила вязкую, довольно противную драму-драму и Джереми Айронса в придачу.

Сюжет вертится вокруг уже почти пожилого Стивена - успешного дипломата и вот-почти-уже министра. Это спокойный, несколько флегматичный мужчина, давно и прочно женатый на женщине умной, приятной, а главное - из очень хорошей семьи. Всё идёт вверх дном, как только Стивен в первый раз видит Анну, девушку младше него в несколько раз, да ещё и невесту собственного сына. Дальше бес в ребро, ну и дальше по списку - и прямиком в ад.

Фильм крайне неравномерный, чуть не 70% всего происходящего - постоянные демонстрации половых актов между Анной и Стивеном во всех возможных местах и позициях. Снято это на любителя, и я так и не смогла догадаться, к чему всего этого добра ТАК много. К сожалению, уместить в оставшиеся 30% экранного времени собственно саму историю достаточно сложно, а жаль. Чисто теоретически, задумок много, и все очень интересные: тут и (пусть и достаточно банальный) конфликт отцов и детей, и противопоставление страстного, жестоко-инфантильного мужского начала против закрытого, внешне спокойного внутреннего хаоса женщины, и доведённая до крайности английская манера подавлять эмоции (Стивен) и более свободная, европейская модель поведения Анны.

Оба главных персонажа - глубокие, сложные образы. Стивен - готовый перечеркнуть абсолютно всю жизнь, перешагнуть через собственную семью ради удовлетворения собственных эгоистичных желаний, Анна - почти мистический персонаж, с полным шкафом скелетов, которые привели к её совершенной неспособности строить нормальные, здоровые человеческие отношения. Много о чём можно подумать, порассуждать о том, кто был всё же виноват, сам ли Стивен разрушил собственную жизнь, или всё же Анна хладнокровно довела его до этого?

Увы, всё хорошее, что есть в этом фильме, показано мельком, как-то мимоходом, в короткие перерывы между бесконечными совокуплениями, что быстро начинает раздражать. Разразившиеся в самом конце почти шекспировские страсти немножко сбивают с толку, хотя уже с самого начала есть намёки, как всё закончится (очень плохо).

Но нельзя не отдать должное актёрской игре, причём абсолютно всего состава. Джереми Айронс создаёт образ сильного, властного мужчины, который чудовищно быстро деградирует до жалкого, слабого и одержимого похотью старика; Жюльет Бинош невероятная, с минимумом эмоций показывает женщину с серьёзными внутренними проблемами; шикарно сыграла Миранда Ричардсон, изобразившая жену Стивена, за эту роль она почти-почти получила Оскар.

Хороша сама съёмка, перепады света и цвета - от ясных, спокойных оттенков семейного дома Стивена до экзотичного, кричаще-раздражающего интерьера квартиры Анны. Много интересных находок, сильных ракурсов.

Но в итоге, фильм оставляет непонятные, смазанные впечатления. И хочется признать все хорошие стороны, и никуда не уходит раздражение от затянутых, банально скучных эпизодов и (местами) чересчур напыщенной драматичности, превращающей в остальном спокойный и вполне реалистичный фильм в театральную постановку.

6+\10

К слову, у Луи Маля я уже смотрела два других фильма - "Зази в метро" и "Прелестное дитя", как по мне - они в разы сильнее.